Чем больше семья, тем лучше, – в разговор вступают самые веселые оптимисты. Нет, ну что вы, я не спорю. Мне самой нравятся большие семьи и красивые семейные идиллии. Но я точно знаю, что за любой идиллией стоит хотя бы одна солидная драма, а потом – простите! – я прагматик. И дети – это не только большая семья и радость, но и большие вложения. Причем не только материальные, но и физические, а также и самые важные – душевные. Я верю, что любви хватит на всех, но не хочу превращать детей в существ, которые будут передаваться с рук на руки, пока их папа и мама расшибаются на работе, чтобы заработать на еду, школу, музыкальную школу, врачей, сантехников и прочий быт. Здесь советчики умолкают, тускнеют и говорят: «Видишь, вот ты была единственным ребенком, поэтому ты так и думаешь». А я роюсь в заднем кармане в поисках своей шапочки из фольги. Потому что из этого спора никто не выйдет без поражений.
Но вот однажды ко мне в гости приходит подруга с малышом чуть младше К. Мы давние единомышленники. Нам хочется работать, нам не хочется постоянно читать труды по раннему развитию малышей, у нас есть куча вопросов и претензий, которые не стоило бы озвучивать при родственниках. Она, как и я, долго удивляется вопросу про второго ребенка. Усаживает своего малыша в кресло для кормления, распаковывает термокружку с филе трески и овощами. И вдруг говорит: «А знаешь, я, кажется, хочу второго».
Кстати, есть и вторая категория вопрошающих. Как правило, это старые тусовочные друзья. Они еще не обременены семьями (а некоторые и работой), плавно перетекают из одного заведения в другое, с одного вернисажа на другой. И, встретив тебя с ребенком на выставке, рассматривают вас с любопытством этнологов, изучающих новое племя. Они смотрят, а затем спрашивают: «И как тебя так угораздило?» Простите, пацаны, так получилось. Попробуйте, это прикольно. Ну что еще я могу ответить.
Дети дают, дети берут
Сколько физических и эмоциональных сил уходит в первое время на жизнь с младенцем, очевидно. Постоянный недосып, попытка справиться с миллионом новых задач, вымотанность грудным вскармливанием, повышенная тревожность, ощущение тотальной беспомощности, попытки понять и объяснить – по вечерам ты не просто тряпка, но чувствуешь, что твои нервные клетки выжжены напалмом.
Менее очевидным является то, что ребенок не только отнимает бесконечно силы, но и дает тебе ничуть не меньше. И дело здесь не в пресловутом стакане воды авансом, ощущении собственной полезности или растущем уровне мимимизации. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что ребенок направляет на тебя всю свою детскую энергию, за счет которой у тебя каждый день пополняется баланс.
Например, у тебя неудачный рабочий день. Да и вообще неудачный. Работа не клеится, тексты не пишутся, враги наступают, добрые силы сдают позиции. Ты сидишь мрачнее тучи и думаешь о том, что же делать. И тут подходит он. И приносит кубик. По инерции берешь. Потом еще один, а потом еще один. В какой-то момент ты понимаешь, что ты уже сидишь на полу и строишь башню, думая вовсе не о своих провалах и врагах, а о том, чтобы малышу эта башня понравилась. Если бы в этот момент к тебе подошел кто-то из взрослых-семейных, муж или мама, ты бы огрызнулась и погрузилась бы в еще большую пучину отчаяния с мыслями о сложностях понимания и перевода. А здесь ты просто села и стала строить башню.
Да что уж там работа. Когда моего дедушку сбила машина, мы с мужем искали виновника происшествия, мотались в больницу и реанимацию. Ребенок был сдан бабушке и дедушке. И вот ты приходишь вечером, весь испачкан мыслями о зле, пропах полицейским участком и горем, потому что горе хлещет через край и убивает тебя. Еще две секунды назад в лифте ты стояла и думала, что все, больше сил нет. Только сесть прямо в лифте на пол и еще поплакать. Но открывается дверь, и к тебе несется малыш. Он скучал, он рад тебя видеть, он лезет на тебя смешной обезьянкой, изо всех сил обнимает и закапывается лицом в шею. И снова то же – ты понимаешь вдруг, что сил стало не просто больше. Их стало больше в миллионы раз. Никакие взрослые утешения и