У-3

— Они говорят о тебе, Хеллот. О тебе и твоей прекрасной морали. Они недоумевают. Они говорят о Черной Даме. Так люди здесь, в Будё, называют американский шпионский самолет. Все о нем знают. Знают, что мораль и свобода Алфа Хеллота сделали нас подневольной командой американского авианосца, который бросил якорь у крайнего предела и готовится к светопреставлению.

— Ты моя красная дама! — Китти всегда особенно нравилась Алфику, когда горячилась. Кончики его пальцев гладили сухую кожу. — Значит, в городе тоже слышали про Черную Даму. Есть и такие, что говорят о Белом Ките. Летающем по воздуху.

Глаза Китти проводили к потолку струйку дыма.

— Есть и такие, — подхватила она, — что сравнивают коммунистическую партию с большим пиратским кораблем, который плавает на выборной волне, надеясь на богатую добычу в виде баранов-избирателей. Знаешь, что сами коммунисты на это отвечают? Что они не грабители и не пираты. А ловцы, которые охотятся на Белого Кита истории под водительством своих великих капитанов. Подожди, пока этот твой кит, что летает по воздуху, будь он черный или белый, подожди, пока он выплюнет Иону в качестве свидетеля.

— Вот именно, — сказал Алф Хеллот. — Мы этого как раз и ждем. Тут мы с тобой согласны. Только я при этом не сижу сложа руки. И не болтаю в ожидании. Я кое-что делаю в отличие от некоторых мягкотелых радикалов.

— Лично я предпочитаю быть мягкотелым радикалом, чем прытким мальчиком на побегушках у Хокона Ли и Джозефа Маккарти.

Алф Хеллот сел прямо на кровати и сказал, посерьезнев:

— Если мы теперь кончим играть словами, фактом остается следующее: коммунизм как освободительная идея потерпел крах и сам стал величайшей угрозой свободе. Возьми хотя бы Венгрию! Как поступает партия, когда рабочие отвергают рабочий рай? Долой солидарность! Нет, Китти, на карту поставлена свобода — твоя и моя. Я приобрел определенную квалификацию, чтобы защищать свободу. Умею выполнять сложные маневры. Управлять совершенной матчастью. Одновременно я медленно, но верно постиг смысл таких слов, как достоинство, дисциплина, храбрость и честь. Самопожертвование. Тебя, наверно, мутит от этих слов. Но чего мне это стоило! Господи! Да я как человек был сломан до такой степени, что величайшей роскошью в жизни было для меня сидеть весь день на койке, держать в руках банку с пивом и тупо таращиться в воздух перед собой. Но я выстоял. Овладел сам собой и материальной частью, за которую отвечаю. Понял, что дело не только в цели, но и в средствах для ее достижения. В материале. Да будь ты трижды сознателен, не это главное. Я знаю кучу членов правой партии и других, таких же консервативных людей, которые, наверно, считают себя не менее сознательными, умными и душевными, чем мы. Но это не мешает им придерживаться прямо противоположных взглядов. Ты и твои единомышленники правы по всем вопросам, которые так значительны и лежат в таком отдаленном будущем, что никому не дано проверить их правильность, зато вы ошибаетесь во всех практических делах, которые поддаются проверке сегодня, сейчас.

Китти сделала последнюю затяжку, вытянулась поперек кровати и потушила сигарету. Пошарила на тумбочке, нашла часы Алфика и повертела их, вглядываясь в стрелки.

— Хеллот, — сказала она, снова ложась. — Честное слово, я тебя не понимаю. Ты ведь считаешь, что мир разумно устроен. Сидишь на вершине благополучия и воображаешь, что ты и все другие на седьмом небе. Когда ты говоришь о защите свободы, ты заботишься о защите своих привилегий. Наши социал-демократические старики мыслили шире. Отец твой и его товарищи. Вспомни Авг. Хеллота и все эти переговоры и требования об арбитраже, о росте покупательной способности. Пусть речь шла всего лишь о каких-то кронах, о грошах, за этим стояла воля к переменам. Если я против социал-демократов, это не потому, что они добивались полезных классовых компромиссов такого рода. Я против по другим мотивам, которых они так и не поняли. Не поняли, что политика — не только распределение совокупного национального продукта. Что политика — это стремление людей осознать себя как членов общества, творцов истории. И что их политика лишает нас истории. Ведь это всего лишь история бедствий и нищеты. Долой ее! В крайнем случае она восходит к временам детства Эйнара Герхардсена. А до той поры была только бездонная яма нужды. Социал-демократическое летосчисление начинается со вступления Норвегии в НАТО. Одиннадцать лет назад родился наш спаситель! Он отнял у нас историю и продал ее за американскую бомбу. А когда они сперва лишают нас истории, а затем грозят взорвать атомным оружием наше будущее, они тем самым лишают нас речи.

Алф Хеллот, совершенно голый, если не считать перстня с печатью семейства Хюсэен, сидя на белых простынях в окружении немецкой мебели и правил распорядка в рамке под стеклом, ответил:

— Что верно, то верно. Своими ушами слышу. Что мы лишили тебя речи.

В его голосе не было сарказма. Он ничего не добавил. Заметил вдруг собственную наготу.

Китти: