У-3

Обнажитель Персон уволился из ВМС через два года, но я продолжал наносить на карту дружественные, нейтральные и вражеские передвижения и перехватывать радиообмен в эфире. Где и как это происходило, могу по понятным причинам говорить лишь приблизительно и осторожно. Однако не секрет, что я завербовался и прошел соответствующий курс в богатом традициями городе-крепости у шведской границы, где нам, в частности, преподавали радарную технику, физику твердых материалов, средства электронного противодействия, оптоэлектронику и другие предметы, подробное перечисление которых может завести слишком далеко. С тех пор мне довелось работать на радарах в толще многих «гор» в горах на севере страны. Слушать, пеленговать и раскрывать радиообмен в заданном районе. Не раскрывая при этом себя, заключил я, поведав в общих чертах Алфику Хеллоту и, возможно, другим любопытствующим то, что напечатано здесь и что, на мой взгляд, подтверждает сказанное выше о моей скрытности.

* * *

— Пошли! — сказал бергенец Хюсен-Андресен.

— В город, — добавил Глёр из Кристиансунда.

— Я держусь только одного принципа, — заявил Уно Паттон.

— Это какого же?

— Никогда не плачу бабам. Разве что натурой, из своей мошны.

— Слыхал про крестьянина? — спросил Хюсен-Андресен. — У которого спуск срабатывал преждевременно?

Быстро выяснив, о каком спуске речь, они пошли в город. Кое-как нащупали выход из «Голубого грота», меж тем как мы с Алфиком продолжали поднимать пары и Алфик чертил в загустелом воздухе кафе иммельманы и пытался втолковать мне, что чувствует человек, когда поднимает машину, которую он называл «Фэрчайлд», на высоту одного, двух, трех ангелов!

— Это все равно что бога целовать, — прошептал Алфик, после чего я заключил, что, как ни хорошо мы сидим, лучше и нам уйти.

Мы вышли, и нас встретил весенний вечер. Железная дорога, соединяющая Трондхейм с югом страны, почти до самого фьорда следует вдоль реки Ниды, но река круто поворачивает вспять, огибая центральную часть города и кафедральный собор, чтобы отдать свои воды фьорду дальше к востоку, в устье, от которого город получил свое первоначальное имя — Нидарус. Что же до железнодорожной колеи, то она идет на восток вдоль самого берега и пристаней, отсекая город от гавани. За рельсами и доками расположились пакгаузы, склады, промышленные сооружения. Через этот район мы и шагали в город.

Местный предшественник реконструктора Ж.Э. Османа на две сотни лет опередил инициатора создания парижских бульваров. Но если Осман строил широкие улицы, чтобы облегчить борьбу с мятежными толпами, добрый генерал Сисиньон в Трондхейме был скорее озабочен тем, чтобы периодические пожары не обратили весь город в пепел.

Его план оправдал себя. Широкие улицы Сисиньона по сей день украшают центр Трондхейма. Теперь мы с Алфиком извлекаем из этого максимум пользы. Мы идем уже среди ампирных зданий центра. Не скажу, чтобы промозглый холод весенней ночи нас беспокоил. Мы зарядились градусами да еще добавили пива. Плетясь следом за Алфиком, я отмечаю, что улицы Сисиньона не всегда достаточно широки. Мы то и дело сталкиваемся со стеной пакгауза, который даже здесь, в надежнейшем изо всех городов, ни с того ни с сего вдруг разворачивается на 90°, становясь поперек дороги и мешая свободному передвижению по тротуару. Или асфальт без предупреждения вздымается вверх на метр, так что Алфик, внимательно следящий за высотомером и готовый аккуратно приземлиться на четыре точки, вместо этого грубо плюхается на брюхо, потому что посадочная полоса слишком быстро сближается с шасси.

Естественно, я подаю ему руку, помогая встать, и тут его вдруг одолевает потребность навести порядок в хаосе.

— Персон! Стой! — командует он. — Кругом марш!

И я марширую. Не вижу ничего удивительного в том, что Алфику нравится командовать. Кому, как не ему, восхищаться согласием между командой и ее выполнением. В твердых речениях командного языка слово есть слово и выливается в действие. Слово Алфика становится законом. И я подчиняюсь Букве Закона.

Так мы вступаем в ампирный город. Над нами — высокий купол ночного весеннего неба.

— Правой, правой! Печатать шаг! — отдается между строгими фронтонами домов голос курсанта Хеллота.

И я выполняю команду. Много ли значит это унижение? То есть на великих весах Истории. Кто ни разу в жизни не подчинялся приказу? Назовись!

— Персон! Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш! Наперевес! На плечо! На караул! К торжественному маршу, дистанция два шага, сомкнись, равнение налево! Штыки примкнуть! К ноге! Вольно-о-о!

Голос Алфика звучит раскатисто и громко. Я изображаю ружейные приемы. Но одно дело командовать, другое — управлять своим телом. Или агрессией. Или самим собой. Его обучали управлять голосом. Кто управляет голосом, тот заправляет всем.

Голос Алфика командует приставить ногу у ресторана на Королевской улице. Перед входом извивается длинная очередь.

— Ни дать ни взять филателисты, — говорю я. — Коллекционеры стоят за гашением первого дня.