У-3

В конце письма Алфик шлет приветы и добавляет постскриптум — дескать, что касается Марвеля Осса (о котором, очевидно, справлялся Авг. Хеллот), то он заглянет по указанному адресу и выяснит, что там о нем известно.

* * *

В один из дней второй половины августа на полке для писем в общежитии курсов медсестер в Бергене появляется голубой конверт авиапочты. Как уж там Алфик проведал, что Китти тоже надела форму и учится на медсестру (напрашивается догадка, что подсознательно это было сделано как бы в противовес воинственной профессии Алфика), не знаю. Во всяком случае, я тут ни при чем, хоть и учился на радиотелеграфных курсах в первый год пребывания Китти в Бергене и вполне мог с ней встретиться. Но чего не было, того не было. Вообще, что касается моего отношения к другому полу, то мужские и женские свойства так гармонично сосуществуют в моем организме, что я не очень стремился к эротическим переживаниям. Чем разительно отличался от Алфика, как в теории, так и на практике.

«Привет!» — на такой развязной ноте начинается упомянутое письмо; автору и дальше явно не дается верный тон. Не слишком-то умело прибегая к лирическому высокому штилю, Алфик пытается передать ощущение свободы, которое дают ему учебные полеты. Стуча деревяшками сабо по вощеному коридору общежития, Китти в форме медсестры читает: «Это все равно что большие обороты и опорный прыжок одновременно. Оторвался от снаряда — и ты свободен от законов тяготения. Толчок, прыжок, взлет — и поднимайся все выше и выше. Представь себе, что с высоты трех тысяч метров старина Алфик из Ловры видит изгиб земного шара в океане, видит, как Миссисипи с ее дельтой, рукавами и притоками стремит свой бег к морю и свободе, точно огромный караван невольников. Вообрази Мексиканский залив — серебряный лук, огибающий сушу могучей дугой прибоя и посылающий теплые воды Гольфстрима на север, где наши берега служат мишенью для его стрел. Вообрази зеленый мыс Флориды с кустарником и топкими болотами, а за ним призрачным видением на карибском горизонте один райский островок за другим. Возвращаясь, я делаю планирующий разворот, заходя так далеко на север, что сквозь знойную мглу различаю плато Озарк, район угольных шахт в Аппалачах и уходящие плоскими волнами на запад необозримые степи. Последняя, самая великая надежда, говорил о них Авраам Линкольн».