У

Мне эта переброска надоела, и я протянул галстук.

- Это просто я. Но я затушил пожар, хотя и не вовремя. Самый странный пожар. Когда прогорело окно.

Дядя Савелий схватил тряпку, попробовал пальцем, посмотрел на свет, вся вежливость его слетела:

- Вы просто негодяй!

Передо мной встало одутловатое и темно-багровое лицо Льва Львовича, и он прохрипел:

- Вон!

Я щелкнул его в нос, и он присел и дополз до стула.

- Вы уходите, доктор.

- Нет, я еще посижу, я не знаю - имею ли я право продать масло? С одной стороны, я его завоевал, но с другой стороны - какой же это трофей топленое русское масло? Что это за репарация?

Я ушел.

Я вышел удовлетворенный. Вообще я все чаще и чаще начал чувствовать удовлетворение. Я боялся, что это удовлетворение исчезнет, хорошо б с таким чувством уехать на Урал. По коридору расхаживал Черпанов. Я решил, что он поджидает меня. Я резво подошел к нему.

- К кому идти? - спросил я храбро.

Он посмотрел удивленно:

- Вы слышали, Мазурский удрал?

- Неоднократно, и от вас. Что ж, одним дураком меньше. Знаю также, что костюм он продал Ларвину и старухе за продовольствие и лекарства. Я себя чувствую прекрасно и на худой конец, если вы меня поддержите в смысле драчки, то я могу помочь вам столкнуть лбами старуху и Ларвина в надежде, конечно, что из этого толчка вырастет костюм. Вспоминается мне по этому случаю рассказ...

Но Черпанов не выразил удовольствия по поводу моего рассказа. Он прошел в ванную, я за ним. Я настаивал, что необходимо идти к Ларвину.

- Да что вас огорчает! - воскликнул я.- В конце концов я один могу пойти.

- Но Мазурский исчез.

- Однако костюм-то здесь. Или вас огорчает, что вы его не имеете возможности захватить на Урал? Боюсь, что он организовал бы пропажу лучших ваших станков на комбинате.

Черпанов сидел на ванне и перебирал книжки.

- На Урал ничего, когда я его повезу, но вот когда он сам поехал...

- Так, вы предполагаете, что Мазурский поехал на Урал?

- А куда ж ему ехать иначе?

- Он может выбрать место потеплее.

- Но ведь там же нету шести братьев Лебедей.

- То есть вы думаете, что он поехал к ним? Он же не спортсмен.

Черпанов вздохнул:

- А какие они спортсмены? То есть они спортсмены, и даже хорошие, но редкий человек занимается прямым своим делом. Эх, Егор Егорыч! Было б хорошо, когда б они были только спортсмены, а не интриганы.

А если такие интриганы предупреждают меня: больше всего, Черпанов, остерегайся Мазур-ского, то, значит, предупреждение их очень и очень не лишнее. Остановись, говорят, но остере-гайся.

- То есть я должен понять, что вы приехали сюда по предложению так называемых шести братьев Лебедей?

- Не от них прямо, но по их совету.

- Позвольте, они, что ли, принимают участие в строительстве комбината?

- Не принимают прямо, но косвенно имеют большое значение. Физическое возрождение человека, к которому там стремятся наряду с психическим, которым заведую я, вдруг выдвинуло их на первый план. Судите сами, люди приехали с полным набором физических инструментов в виде тенниса, футбола, волейбола, бокса и тому подобного, вплоть до городков, а что я могу предложить в области психической - ни одной умственной игры. Я только всему этому планы составляю. Скажем, волейбол - натянул себе сетку и кидай мяч да веселись, а мне, скажем, театр организовать, уже не говоря о пьесе на местном материале, актеров попробуйте набрать. Вот они вышли вперед меня и начали влиять на дирекцию. А Мазурский приедет и разоблачит меня перед ними, и они захватят психическую часть, черт его знает, что он наболтает, они могут все даже и Мазурскому передать.

От всего услышанного и я пришел в полное недоумение.

- Послушайте, Леон Ионыч, но ведь это же получается черт знает что такое. Но ведь это же протекционизм, если дело обстоит так, как вы освещаете.

- Именно так.

- Но с этим необходимо бороться. Это нужно вскрывать. Если хотите, дайте мне полномо-чия, я поеду за Мазурским и все вскрою, это безобразие необходимо прекращать в самом начале.

Черпанов потрепал меня по плечу: