У Беды зеленые глаза

— Скажите, по какой причине Вы заявили о том, что некоторое время наблюдали за неизвестными ребятами, только сейчас. Вас допрашивали. И Вы ничего об этом не говорили.

Петрович, словно загнанный зверек, оглянулся на Суворову. Ей показалось, что он просил ее вмешаться и объяснить как ответить следователю. Но она молчала.

— Я просто забыл об этом. Мне показалось, что это не существенно. И не имеет к делу никакого отношения. А теперь здесь вспомнил об этом.

— Хорошо. Я так и запишу в протоколе.

Таким образом, он, не посоветовавшись с защитником, постарался объяснить то обстоятельство, почему не сразу пошел домой после того, как поставил автомашину в свой гараж.

Татьяна Васильевна внезапно заметила еле скрываемую улыбку на лице Авдеева. Да, скажем прямо, повод для улыбки у следователя был.

Это было для Суворовой как гром с ясного неба. Чего, чего, а такого она не ожидала никогда.

У нее даже пропало желание разговаривать об этом со своим подзащитным. «Естественно, сейчас будет сложнее нам сражаться с прокурором — государственным обвинителем. Он, конечно же, задаст вопрос Петровичу: почему сразу не говорил про этих парней. И будет трижды прав. Действительно Вячеслав не говорил этого. А вспомнил только на территории гаражного кооператива во время следственного эксперимента. Грош цена теперь таким показаниям. Говорила же ему несколько раз, расскажи все, как было. С подробностями. И вот на тебе! Вот подарок, так подарок! Так, надо же что — то говорить по этому поводу в суде. Но что? Вот в чем вопрос! Думай, Таня, думай! Иначе парню, как говорится, век воли не видать! Тьфу ты! Надо же! Уже заговорила на жаргоне зэков. Это адвокат с высшим образованием! Позор джунглям!».

И посмотрев на Петровича, подумала про себя:

«Пацан, ты пацан! Как теперь действовать, ума не приложу».

На этом следственный эксперимент фактически закончился. Следователю оставалось составить соответствующий протокол, а всем участникам эксперимента — подписать его. Что и было незамедлительно сделано.

И все вернулись в ГОВД.

***

Рассуждая про себя о проведенном эксперименте, Суворова с тяжелым сердцем шла на встречу с родственниками Петровича, которые, как уже стало обычным, ожидали ее около здания ГОВД.

— Ну, что там было? Что рассказал Слава? Подтвердилось ли его алиби? Каков результат это эксперимента?

Родственники наперебой завалили Татьяну Васильевну вопросами.

— Тихо! Тихо! Давайте по порядку. Эксперимент показал, что Слава по времени мог участвовать в налете.

— Ой! — Это опять стало плохо Клавдии Николаевне.

Она прижала руку к груди у сердца.

— Тебе плохо, Клава? — Засуетился муж. — Сейчас я тебе таблеточку дам. И тебе полегчает.

Достав из кармана флакончик, он дрожащими руками достал из него таблетку.

— На вот, возьми. Положи под язык и соси. Не глотай только.

— Да, знаю я как с ней обращаться. Что ты меня совсем уже за ребенка держишь?

Светлана отвернулась в сторону.

«Сейчас заплачет! — Пронеслось в голове Суворовой. — Жалко девчонку. Молодая еще совсем. А тут такое!»

Через некоторое время Света повернулась к ней. Глаза действительно были заплаканными.

— Значит, все потеряно? Слава будет сидеть? — Упавшим голосом спросила она.

— Да, теперь будет сложнее нам. Но нужно собраться. Еще не все потеряно. Правда…

Она остановилась не зная, говорить ей о показаниях Вячеслава или нет.

Но, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Правда, что? — Почти одновременно спросили Светлана и Клавдия Николаевна, только что положившая таблетку под язык.

Все трое выжидающе смотрели на адвоката.

«Вот, дура! Настоящая дура! — Сама себя мысленно отругала Суворова. — Теперь придется ошарашить их и тем, что сказал их Слава».

Она прекрасно понимала, что делать нечего. Сама проговорилась. Теперь придется говорить все начистоту.

— У меня еще плохая новость. Вячеслав заявил во время эксперимента, что в то врем, когда загонял машину в гараж, встретил подозрительных парней. Следил за их поведением. Они, заметив его, убежали. Вот и получается с его же слов, что была все-таки задержка при возвращении домой. Но доказать все сказанное он не может.

— Ничего не понимаю, — возмутилась Светлана. — Он же раньше ничего не говорил об этом. Правда, же?

Она повернулась к Татьяне Васильевне.

— В том — то и дело, что не говорил. И кто теперь поверит ему, что все было так, как он говорит сейчас. Изменение показаний, тем более таким коренным образом, всегда наводит на грустные размышления. Суд может усомниться в его прежних показаниях. А это, поверьте моему опыту, очень даже плохо. Со всех сторон плохо.

— Значит, все потеряно? — Тихо сквозь слезы спросила Клавдия Николаевны.

— Тише, тише, Клавочка! Не волнуйся. Все наладится. Должно наладиться. Ведь не мог наш сын совершить такое! Не мог!

— Не мог, не мог, — передразнила его жена. — А в результате попадет наш сынок в колонию. И что из этого получится? Какой он придет оттуда?

— Не торопись. Не забегай вперед, — настаивал на своем супруг.

— Ох! Не знаю я. Ничего уже не знаю.