У чёрного моря

Туберкулёз Е. А. Шевалёва заставил супругов вернуться в Одессу в 1918 году. Здесь Евгения Никодимовна воевала с детской беспризорностью и проституцией, с эпидемией тифа (едва не погибла, заразившись), создала приют для сотни недоразвитых детей. Из письма В. Коган от июля 1997 г.: “Она устроила нечто вроде колонии на территории дачи Шевалёвых (на Французском бульваре, напротив квартиры), прихватив часть соседской территории. Она сотрудничала с руководством подобных колоний в других городах, переписывалась с Макаренко. А. Е. рассказал мне о том, как за постановку в колонии силами воспитанников “Сказки о царе Салтане” Евгению Никодимовну арестовали советские власти, усмотрев в спектакле о царе контрреволюцию. Я думаю, тот факт, что информация о 15 спасённых еврейских детях и что это были именно дети, судьбами которых она вообще так много занималась, свидетельствует о её причастности к этой акции...”

С 1927 года Евгения Никодимовна работала вместе с мужем в Одесской психбольнице.

Через пятьдесят лет после первой её, швейцарской диссертации, в 72 года, она защитила вторую диссертацию. Она уже была на пенсии, но её захватил общесемейный порыв: в те годы сыновья писали докторские работы, одна из дочерей - кандидатскую. Семья была - профессорская.

...Удивительная была семья. Обидно, что одесситы, упёршись в имена Евгения и Андрея Шевалёвых, почти не коснулись Владимира и вообще не догадались вспомнить Евгению Никодимовну. А я-то сам?! Только сейчас, в 2004-м, разбираясь в бумагах своих, нашёл письмо В. Коган октября 1998-го ещё года: “Справедливо было бы ставить вопрос о праведничестве не только Евг. Ал.Шевалёва, но и двух его сыновей - Андрея и Владимира, а может быть, и жены Евгении Никодимовны. О подвижничестве брата и матери Андрей Евг. рассказывает, припоминая при каждой встрече со мной какие-то детали”. Вот ведь был звоночек, прежде всех остальных, да не услышал я - каюсь.

Катя Гусарова сегодня, в 2003 году готова воевать за присуждение звания Праведника и Евгении Никодимовне, и Владимиру Шевалёву. Оно бы следует для очистки нашей, живущих, совести. Но опять же, где сыскать свидетельства спасённых?.. Умерла уже Пасечниченко, крысы жрут архивы в бесхозном месте, где пропадают записи Шевалёвых. Всё утекает, остаются вопросы, загадки; ответы могли бы быть поучительны, но какая новая В. Коган найдёт силы и время искать очевидцев, побуждать их, пробуждать?

41. СЕЙЧАС

И что сегодня Одессе до прошлой войны, до Праведников?.. У неё свои заботы: “Сменимо життя на краще!” - писано на боку троллейбуса, мятого, битого, грязного, неуверенно синего, кажется бессменного и не перекрашенного с сорок седьмого года, когда он вышел на первый в Одессе маршрут. Мечта тогда у меня была: накопить денег и целый день кататься в троллейбусе.

Туманы полувека. Я помню дом на Пушкинской: от двери на высоком первом этаже прямо на тротуар спускались четыре ступени литой узорной лестницы, на них сидели евреи - хозяин-футболист и соседи-болельщики, лузгали семечки, шелуха на губах и подбородках осыпалась от вскриков после вчерашнего матча: а был пеналь во втором тайме? а Коля, Колян наш непроходимый Хижников, как он завалил ихнего форварда, на бегу просто трусы сорвал, ну, хохмач... Стою я сейчас перед той лестницей - а она пуста, и дверь та заколочена наглухо. Исчезает еврейская Одесса. На доме, где дворник Петро, вывезя старуху Розину, начертал крест в знак чистоты от евреев, сегодня я тот крест не нахожу.

Но похоже, скоро его можно будет ставить на всей Одессе.

И. Бабель(из рассказа “Конец богадельни”): “Невыразимо печальная дорога вела когда-то в Одессе от города к кладбищу”.

Валентина Коган ездит с мужем на кладбище навещать родные могилы. Попутно они - такие люди всегда вешают на себя чужие долги - проверяют захоронения, о которых просят уехавшие в разные страны друзья.

- С каждым годом, - говорит В. Коган, - всё больше времени уходит на эти посещения, множатся и множатся беспризорные могилы. Что дальше будет?..