Игорь... Серёжа с любопытством посмотрел на прыгающего за птицей старика. Возможно, это тот самый Игорь, о котором говорила Юлия, до того, как умерла. Он может знать что-то о ней, и о любом другом вопросе, что мучают парня. Но всё же, стоит ли доверять ему? Стоит ли углубляться в эти роковые вопросы, даже не представляя, будет ли возможность защититься?..
Серёжа прощальным взглядом окинул Игоря, пока тот не скрылся за избой. Он ничего к нему не ощущал, кроме лёгкого отвращения и сожаления. Если он действительно был тем, кто поддерживал в Неясыти жизнь, то его текущее состояние ни что иное чем натуральное надгробье над могилой некогда замечательного человека.
– Ну, бес с этими пропавшими людьми, лучше заняться теми, кто ещё с нами. – Бражник поднялся с земли и направился к Григорию в избу. – А тебе, парень, было бы неплохо наведаться к бабушке Марусе, посмотреть, чем там занимается твоя мать и сестрёнка. Идёт? – По его бодрым ноткам в голосе это звучало не как совет, а как настоящий приказ. Беглов-младший даже ненадолго ощутил себя как в кадетском корпусе.
Он направился в указанном направлении, где очень скоро встретил и избу, и мать с сестрой и бабой Марусей внутри. Словно карикатура на сельскую жизнь, за столом сидели все три женщины: самая старая из них показывала какие-то древние вышитые картины, повествуя о временах своей цветущей юности. Она медленно и утончённо потягивала самогон вперемешку с чайным грибом, как и мать девочки, но с куда более заметным смешиванием. Сама же девочка со скучающим лицом пыталась выловить сливу из банки с компотом. Серёжа зашёл к ним почти незаметно, и сидел так до самого вечера, пока тени на улице не стали перекрывать все тропинки и уголки.
– Пойдёмте домой, – сказал парень. Только в этот момент мать заметила сына, и даже постыдилась своей невнимательности к старшему ребёнку.
Через пять минут они уже подходили к избе лесника. Свет не горел, и складывалось ощущение, что Григорий дальше пропадает с Бражником или работает. Стоило троице подойти к заветной двери в тёплую избу, как она оказалась запертой. Никому не понравился этот знак – запереться можно было только изнутри на щеколду, но никак не снаружи. Мария постучала в дверь, но никто не отозвался ни голосом, ни скрипом половицы.
– Серёжа, иди проверь окно, – сказала женщина, одной рукой стуча в дверь, а другой придерживая дочь.
Парень отошёл к окну и облегчённо выдохнул, поскольку этим утром самолично открывал ставни. Даже малейшего намёка за грязным стеклом не было видно, только плотные тени и искажённые на окне образы.
– Гриша, ты там? – звала Мария, но всё было также глухо. – Открывай!
Вспоминая то, что случилось одной ночью, Серёжа не желал оставаться на улице слишком долго, – стоило темноте накрыть всех разом, как могло случиться что-то действительно страшное.
Он постучал в окно, но результата было не больше, чем от ударов дверь. Может, внутри всё же никого нет, и дверь просто заклинило? Парень прижался лбом к стеклу и попытался разглядеть что было внутри.
Точно по зову, вначале он увидел движение во мраке, а за ним и едва уловимый отдалённый звук.
На родительской кровати кто-то был. Это была сгорбленная и голая женщина, восседающая над кем-то, прыгая вверх-вниз и придерживая груди. Она была повёрнута к окну, но никак не замечала случайного зрителя, или просто не желала его замечать. Кроме неё был и Григорий, что был конём в этой скачке и находился под незнакомкой. Вместо цоканья копыт, из избы доносился едва уловимый женский стон.
Серёжа не мог отвернуть глаз от этой картины. Кто она? Он никогда её раньше не видел, и даже представить не мог, что в таком захолустье может жить красавица с такой тонкой и искусной фигурой. Часть её стана и лица скрывали тени, оголяя лишь небольшие изгибы заходящими солнечными лучами, и в таком свете она напоминала чарующую фантазию.
Она была чудесна, желанна. От неё тяжело было оторвать глаз, а голос опьянял. Серёжа не просто хотел заставить Григория опомниться, он хотел оказаться на его месте.
Парень повторно ударил, грозя разбить стекло, и снова мир внутри избы был глух к зову снаружи.
– Скотина! – рявкнул он. Его охватила ненависть, и он не мог описать себе, почему именно это чувство огнём выжигало его сердце.
Серёжа вернулся к матери, но ничего не сказал ей. Она начала расспрашивать сына, поскольку испугалась его бурной реакции, а тот лишь молча принялся выносить дверь плечом.
Удар, второй, третий. Стоило и в четвёртый раз нацелиться на непробиваемую баррикаду, готовясь попрощаться с ноющими костями в плече, как просвистела щеколда.
Дверь открылась. За ней стоял Григорий в одних штанах, весь вспотевший и перепуганный, точно мгновение назад был вырван из цепких лап кошмара. Кроме него, в избе была только кошка.
27 ноября 1988 года, поздний день