У черта на посылках, 2009

Лестницы, отсутствие которых так озадачило меня в первый момент, обнаружились в противоположном от входа конце дома. Дубовые, с отполированными ступеньками и перилами, они блестели и были приятны на ощупь. Прямо перед лестницей коридор соврачива неправо под прямым углом. Моя комната находилась в самом конце. Не в силах спокойно пройти мимо такой красоты, я положила руку на перила, поглаживая гладкое дерево, как вдруг услышала шаги наверху. Не ожидая подвоха, я подняла голову, и мне стало совсем нехорошо. Я позабыла и про перила, и про злополучную комнату, так как прямо над собой увидела стоящую на самом верху Инну Теодоровну…Ее кулаки упирались в бедра, толстая кожа на лбу собралась складками. Она посмотрела на меня и засмеялась своим лающим смехом, хлопнув широкой ладонью с обломанными ногтями по перилам. Шлепни она так меня, и пары бы ребер как не бывало. Я буквально вжалась в стену, дрожа и обливаясь потом. Эта женщина пугала меня как никто другой. Даже здесь, в доме, наполненном людьми, она нагоняла на меня панический ужас. Я бы убежала со всех ног, если бы у меня остались силы для побега. Если бы она начала спускаться с лестницы, а грохнулась бы в обморок, но она резко перестала смеяться, развернулась и исчезла из вида. Хлопнула дверь. Я негромко всхлипнула.

* * *

Комната, предоставленная мне по требованию Кибиткина была не просто красивой, ТАКИХ я просто никогда не видела. Несмотря на всю вредность Елены Николаевны, мне стало понятно ее беспокойство по поводу обстановки. В этой комнате не то что жить, находиться и то было страшно, как будто ты попал в музей. Стены, как и внизу, в коридоре, были обтянуты шелковой тканью, но по сравнению с затканным листьями атласом, простой серый шелк выглядел не лучше рогожки. Над кроватью, под самым настоящим балдахином, на стене висел вставленный в рамочку раскрытый бальный веер, похожий на пойманную бабочку. Белый гипюр в россыпи жемчужин сходился в перламутровую ручку. В комнате, слева от кровати, я увидела самый настоящий камин из черного мрамора в искрящихся белым инеем прожилках. На широкой каминной полке – затейливые пудреницы, шкатулочки и старинные флаконы из-под одеколона цветного стекла. Все это напоминало цветущую летнюю лужайку, осененную перламутровым трепыханием мотыльков. На туалетном столике покачивалось зеркало «псише». Я где-то читала, что такие зеркала, названные в честь Психеи, вошли в моду во Франции в конце восемнадцатого века. Поверхность овального зеркала, покачиваясь на горизонтальной оси, обманной рябью отражало складки покрывала из «винного» атласа, наброшенного на кровать. В этой комнате было слишком много зеркал, которые отражали желтые блики от позолоченных картинных рам и бронзовые канделябры. Помимо «псише» мое внимание привлекло еще одно зеркало, точнее, их было два: маленькое и круглое висело на золоченой цепи прямо поверх большого, квадратной формы. От этого сочетания отражения дробились и множились, усиливая впечатление ирреального.

Все остальное в этой необычной комнате – тяжелые бархатные портьеры, кресла, стулья, ковры на полу – приглушенно-красное. Воздух словно был пропитан благородным бордо, кажется, я даже чувствовала этот запах. Теплая волна обволакивала меня, никогда прежде я не испытывала подобных ощущений. Вся эта роскошь, никогда не виданная прежде, не пугала, а манила приблизиться, как будто я вернулась домой после долгого отсутствия, как будто я всегда жила в такой комнате, только это было давно, и я успела забыть. А теперь вспомнила.

ГЛАВА 20

Наваждение пропало, когда в дверь негромко постучали. Еще не вполне опомнившись, я оглянулась и увидела темно-рыжую девушку, одну из трех актрис, которые участвовали в съемках эпизода.

– Привет! Можно? – Непосредственно сказала она. И присвистнула, обводя взглядом комнату. – Вот это апартаменты. У меня тоже красиво, но это просто полный улет. Меня, кстати, зовут Майя.

Она могла бы и не представляться. Сейчас, когда я увидела ее вблизи, то сразу узнала очень популярную актрису, Майю Квятковскую, которая не просто много снималась, но снималась в фильмах, претендующих на нечто более весомое, чем сиюминутный успех клубнично-бананового бубль-гума, которым наполнены наши экраны. Она была хорошей актрисой, к тому же очень красивой. До сих пор она, правда, была блондинкой, но темный цвет ее не портил. Красивые лица, как хорошие картины – какую раму не подбери, впечатление останется восхитительным.

– Я Андрэ Бероева. – Представилась я, впервые со времен своего детства испытывая смущение, называя свое имя постороннему человеку. Майя, надо отдать ей должное, не рассмеялась. Она улыбнулась как-то по-доброму и просто сказала:

– Необычное, как будто старинное имя. Кстати, очень подходит к этой комнате.

– Спасибо. Можешь звать меня Андрюшкой, я не обижусь.

– Вот еще. Ты что, пацан? Нет уж, я буду звать тебя Андрэ, если не возражаешь. А кем ты приходишься Кибиткину? Он так всполошился при твоем появлении. Не знала, что у него есть родственники.