У черты заката. Ступи за ограду

В Кордову приехали ранним утром. Пико проснулся от толчка Рамона и первую секунду не мог сообразить, где он и откуда этот холод, это прозрачное, чистое утреннее небо над головой, этот запах бензина и мокрого от росы сена. Потом он поднялся, растирая лицо ладонями. Пикап стоял у обочины; тут же на дороге, фыркая и гогоча, умывался Лагартиха, которому шофер сливал на руки из бидона. В отдалении, местами сиреневые, местами нежно-голубые, неожиданно и неправдоподобно высились очертания гор, а внизу, куда полого сбегало шоссе, лежал город — бело-желтый в лучах утреннего солнца, очень живописный, с беспорядочным нагромождением красных и серых черепичных крыш, стеклянно-бетонной геометрией новой архитектуры и оправленным в темную зелень колониальным барокко фронтонов и колоколен.

Они помылись, кое-как привели себя в порядок, доели остатки гарнизонной провизии.

— Итак, сегодня уже среда, четырнадцатое, — сказал Пико, листая блокнот-календарь. — Хорошо, что вчера не произошло ничего существенного. Промежуточный этап, так сказать. Не хотел бы я, чтобы мы тринадцатого перешли границу или прибыли на место назначения. Кто знает, где дом профессора Гонтрана?

— Это который Гонтран? — спросил Лагартиха. — Тот, что читал международное право? Он живет на бульваре Уилрайт. Тебя что, подбросить туда?

Пико с сомнением посмотрел на часы — было без четверти восемь. Являться в чужой дом спозаранку? Он вспомнил, что Дорита Альварадо рассказывала ему когда-то о помешанной на порядке профессорше, вечно донимавшей ее нотациями.

— Нет, туда еще рано. Высадите меня в центре, я побреюсь, пока есть время…

Они въехали в город, оставив справа железнодорожные мастерские, и по улице Пенья свернули к центру. Через несколько кварталов Пико постучал по крыше кабины. Пикап затормозил, сворачивая к тротуару.

— Парни, я пошел, — сказал Пико, выпрыгнув из кузова и отряхивая с плаща приставшее сено. — Значит, встречаемся в шесть? Надеюсь, никто ничего не перепутает. Итак…

Он подмигнул и поднял правую руку с выставленными указательным и средним пальцами — старый знак победы, придуманный еще союзниками в годы войны против нацизма. Теперь в Аргентине он стал полуофициальной эмблемой движения, и на стенах его рисовали обычно в сочетании с крестом. Конечно, делать такой жест на улице, среди бела дня, было неразумно, что тотчас же отметил Беренгер, обозвавший приятеля кретином.

На улице Сан-Мартин Пико побрился в только что открывшейся парикмахерской. Когда он оттуда вышел, было около девяти и уже становилось тепло. Он обогнул площадь, зашел в собор, рассеянно помолился, потом вышел на паперть и долго смотрел на старинное здание Кабильдо. Ему никак не удавалось вспомнить фамилию архитектора, который его строил. Почти двести лет назад, повелением вице-короля Собремонте. В тысяча семьсот каком-то году. Но кто? Интересно, как все пройдет в этом городе. Если не удастся захватить власть с налета и начнутся уличные бои, такое здание — настоящая крепость. Да, в восемнадцатом веке не жалели строительных материалов. Какова толщина этих стен — метра полтора? Два? Так или иначе, за ними Можно выдержать любую осаду. Без артиллерии здесь ничего не сделаешь, в случае чего. Интересно вообще, чем мы будем располагать в смысле техники. Да, но как же звали того проклятого архитектора?..

В половине десятого Пико ушел с площади и медленно побрел по Индепенденсии; к дому Гонтрана он добрался около десяти. Пожилая горничная подозрительно посмотрела на его плащ и явно удивилась, когда он спросил, здесь ли сейчас находится доктор дон Бернардо Иполито Альварадо.

— Да, доктор Альварадо живет у нас, — сказала она, растягивая «а» с коррентинским акцентом. — А вам что угодно?

Пико достал из бумажника визитную карточку. Горничная взяла ее и ушла, бесцеремонно захлопнув двери у него перед носом. Впрочем, скоро она вернулась.

— Заходите, молодой человек, — сказала она немного более приветливо.

Почему-то он приблизительно так и представлял себе этот дом — очевидно, Дорита обладала даром художественного описания. Прохлада, затененные окна, неразличимые картины на темных стенах и какой-то совершенно особый запах добропорядочности и скуки: неповторимая смесь лаванды, старой мебели, навощенного паркета. Пико едва успел осмотреться и принюхаться к комнате, где оставила его суровая горничная, как за дверью послышались шаги и вошел доктор Альварадо — я домашней куртке, как всегда, небрежно-элегантный и, как всегда, удивляющий своим сходством с портретом президента Мануэля Кинтаны.

— Здравствуйте, мой молодой друг, — сказал он, идя к гостю с протянутыми навстречу руками. — Добро пожаловать на родину, хотя и в несколько необычных обстоятельствах…

Он обнял Пико и похлопал по спине. Пико обнял доктора в свою очередь, но похлопать не решился.

— Очень много, доктор.