У черты заката. Ступи за ограду

— Слушайте, хватит дурака валять, я сказал! Это не ваш номер?

Беатрис прищурилась на приближающийся троллейбус и мотнула головой:

— Нет, это триста семнадцать. Вон, за ним, кажется, мой. Ну, я рада была вас видеть, дон Хиль! Если заболею, приду к вам.

— Приходите, приходите, — кивнул Хиль, — уж тогда-то я сразу посчитаюсь с вами за все.

— Не стоит, — засмеялась Беатрис, подавая ему руку. — Вообще я не такая уж плохая, серьезно. Я иногда произвожу невыгодное впечатление… По крайней мере, так говорит мисс Пэйдж.

— Это кто? — поинтересовался Хиль, не выпуская ее руки из своей и чувствуя тепло сквозь тонкую кожу перчатки.

— Мисс Пэйдж? Она живет с нами — моя бывшая гувернантка, а теперь что-то вроде дуэньи. До свиданья, дон Хиль. Вы встречаетесь с Пико?

— Иногда, — кивнул он, подсаживая ее на подножку троллейбуса.

— Держите связь через него, — уже изнутри крикнула Беатрис, — может быть, устроим какое-нибудь sarao![18] До свиданья!

4

Да, теперь он ясно видел, что не давало ему работать этой осенью, что помешало закончить последнюю картину — тех самых обедающих пеонов. Сомнение в правильности избранного пути прокралось в его сердце гораздо раньше, чем он осознал это рассудком и сумел выразить в конкретных словах. Возможно, это сомнение тайно отравило его еще до того, как он встретил Брэдли, до их разговора и до сделки с Руффо; возможно, именно оно — еще таившееся в подсознании — и сделало возможной эту сделку.

Получи Жерар подобное предложение еще три года назад, во Франции, он или воспринял бы его как дурацкую шутку, или, поверив в серьезность предлагающего, попросту набил бы ему морду. Конечно, за эти три года возникло много новых обстоятельств: разлука с родиной, крушение надежд на признание заокеанской публики, наконец, нищета. Но все равно, все равно… Заблудившегося в пустыне отчаяние может толкнуть на самый дикий поступок, и такая отчаянная бравада, как согласие написать те картины для Руффо, возможно, и была, в конце концов, продиктована именно тем, что где-то в глубине души он уже чувствовал себя безнадежно заблудившимся.

Раньше он только чувствовал это или, еще точнее, предчувствовал; теперь убедился. Иногда это приходит как прозрение, как внезапная вспышка перед глазами: загорается свет, и человек вдруг видит новый путь, отличный от того, каким он шел до сих пор. Но в данном случае вспышка ничего не осветила, и это было хуже всего. Он понял лишь, что до сих пор в чем-то ошибался, но в чем именно и что ему следует делать теперь, ничего этого он не знал. Вспышка, пожалуй, скорее ослепила его, и он вообще перестал видеть что бы то ни было.

Никогда еще он не ощущал с такой остротой свое одиночество. Эту глухую стену не могла пробить даже любовь Бебы; Беба все равно не могла дать ему того, в чем он сейчас так нуждался, — ни трезвого совета дружеского ума, ни того интуитивного понимания с полуслова, которое обычно устанавливается между людьми, связанными общностью взглядов на окружающее. Их не связывало ничто, кроме любви с одной стороны и признательности с другой, — признательности, которой было очень далеко до живой любви.

Не прошло и месяца после отъезда Брэдли, как Жерару пришлось лишний раз убедиться в деловитости своих новых знакомцев. Однажды утром ему позвонили по телефону, и незнакомый голос с английским акцентом предложил «мистеру Бьюсонир» встретиться в полдень у входа в главное таможенное управление, где ему предстояло оформить бумаги на прибывший из Штатов «кар».

— Ничего не понимаю, — отозвался в трубку Жерар. — Кто это говорит? Какой «кар»?

— Тот, что вы мне заказывали, тысяча чертей, — невежливо заявил голос, перейдя на английский. — Мое имя Истмэн, Боб Истмэн из «Кэйзер Эрджентайна». Вы заказывали машину?

— А-а, да, верно! Верно, черт возьми… Хотите сказать, что мой заказ уже выполнен? — изумленно спросил Жерар.

— Машина здесь, — подтвердил Истмэн. — Приходите в полдень в таможню, там целая история с разрешением на выгрузку, вам придется подписать тысячу один формуляр…

На это ушла вся вторая половина дня, зато к вечеру Жерар оказался владельцем четырехдверного седана «кэйзер манхэттэн» за серийным номером 515268. Ничего не сказав пока Бебе, он на следующий день договорился о получении машины из порта, потом отправился в полицию и сдал шоферский экзамен. Лишь четыре дня спустя, когда ему сообщили из агентства, что машина будет доставлена через час, Жерар рассказал жене о покупке.

— Иди ты, — сказала Беба. — Настоящую машину?

— Самую что ни на есть, через час ты ее увидишь. Не веришь?

Беба недоверчиво пожала плечами:

— Скорее — нет. А впрочем… И сколько же ты за нее заплатил?

— Пустяки, около тридцати тысяч, включая все побочные расходы…

— Тридцать тысяч, — Беба расхохоталась. — Воображаю это чудо, Херардо! Это что, не «форд-Т»?

— Ладно, ладно. Я вот посмеюсь, когда увижу твою рожицу через час. Впрочем, чтобы тебя не хватил удар, скажу заранее, что это шикарная американская машина, совершенно новая, вот такая низкая и длинная…

— И все это за тридцать тысяч? Низкая и длинная?