У черты заката. Ступи за ограду

— Я тебе все объясню, — выкрикивала она сквозь слезы, — ты должен меня выслушать, ну пусти же меня — слышишь!! Папочка, открой, я тебе объясню… Побей меня, пожалуйста, можешь избить меня как угодно! Только пусти, ну открой дверь, прошу тебя!!

Отец не отвечал. Беатрис слышала, как он ходил по кабинету, часто чиркая спичками, потом позвонил и вызвал машину. Беатрис, всхлипывая, сидела у притолоки на полу, растрепанная и опухшая от слез, со ссадинами на руках и коленях. Когда щелкнул замок и дон Бернардо вышел из кабинета, у нее даже не было голоса окликнуть его. Он прошел мимо, не взглянув на нее, держась очень прямо, с портфелем под мышкой. Когда Беатрис, словно очнувшись, вскочила и подбежала к окну, он уже садился в машину — длинную, черную, с овальным правительственным номером. Беатрис увидела только, как, сверкнув лаком, захлопнулась дверца и лимузин скрылся за деревьями. Она вцепилась себе в щеки и стала биться головой о подоконник.

В два часа доктор Альварадо вышел из высоких кованых ворот министерства и сразу же увидел молодого Ретондаро, выскочившего из такси на углу Ареналес и Басавильбасс.

— Как я рад вас видеть, доктор, — закричал тот, подбегая. — Вы надолго? Я сегодня прочитал о вашем прибытии — сразу позвонил на Окампо, на всякий случай, и оказалось, что Дорита уже тоже здесь. Она мне сказала, что вы в министерстве, я уже целый час пытаюсь вас найти по всем телефонам…

— Здравствуйте, мой друг. — Дон Бернардо сердечно обнял его и похлопал по спине. Он вдруг подумал, что хотел бы иметь такого сына, как этот Ретондаро. — Я не менее вас рад встрече, идемте куда-нибудь пообедать, если вы не против…

— Ну, что вы скажете о наших делах? — спросил Пико, когда официант усадил их за столик и ушел, приняв заказ. — Доктор, говоря откровенно, вам иногда не кажется, что даже Перон был лучше?

— Перон, конечно, лучше не был, — усмехнулся дон Бернардо. — Но и о наших делах я не могу сказать ничего хорошего. Кстати, дорогой Ретондаро, их теперь едва ли уместно называть «нашими»…

— Я не знаю, — горячился Пико, — стоит только развернуть любую газету — и чувствуешь, словно провалился в клоаку. Сейчас, кажется, единственное, что еще можно читать, — это «Пропоситос».

— Да, это газета достойная, — кивнул дон Бернардо. — Кстати, я хорошо знаком с Барлеттой — он порядочный человек. Если вы захотите там сотрудничать, я с радостью дам вам рекомендацию к дону Леонидасу.

— Благодарю вас, доктор. Пока я от вашего любезного предложения воздержусь: не хочу распыляться. Дорита не сказала вам, что я превратился в профсоюзного работника?

— Вот как? Нет, не слышал. И в качестве кого же?..

— Пока просто юридическим асессором, — улыбнулся Пико. — Но вы знаете, плох тот солдат, который не ощущает в своем ранце тяжести маршальского жезла. Я иногда думаю, дон Бернардо, — а вдруг я просто честолюбец? Вы не замечали за мной такого качества?

— Я, мой друг, и сейчас его замечаю. Но оно не столь уж скверно, на мой взгляд. Опасно — да. Честолюбие плюс способности — эта комбинация дает и народных вождей, и тиранов, а еще чаще — просто авантюристов. Так что все зависит от того, к чему эти силы будут приложены. Что ж, профсоюзное движение…

Он замолчал, увидев подходившего с подносом официанта. Его мысли опять — в сотый раз за этот день — вернулись к дочери… К дочери, которую он сегодня потерял. Какое-то неприятное воспоминание мучило его всякий раз, когда перед его глазами снова и снова вставал образ Беатрис — там, под гравюрой с изображением замка Сан-Анджело, в вызывающей позе, бросившей ему в лицо эти страшные слова. Что-то неприятное и навязчивое, какая-то застрявшая в мозгу заноза. А сейчас вдруг вспомнил — Лаура! Ну конечно, ведь это она тем же издевательским тоном спросила его: «Теперь все ясно?» — после того как объявила, что уезжает в Мексику с тем нефтяником…

— Ну что ж, доктор, начнем с салата? — весело спросил Пико. — Честно говоря, я голоден… Никак не могу организовать правильно свое питание. Разрешите вам? Доктор, у вас очень усталый вид…

— Благодарю, хватит! — Дон Бернардо задержал его руку. — Усталый вид, говорите? У меня много неприятностей в последнее время, да и со здоровьем не так уж хорошо…

— Могу себе представить, — сказал Пико сочувственно. — Ваша теперешняя служба — это, конечно, подвиг… Простите, что вы начали говорить о профсоюзном движении?

— О профсоюзном? Ах да. Я хотел сказать, что вполне одобряю ваш выбор, Ретондаро. Тем более, это давно интересовавшая вас тема.

Любопытно только, сработаетесь ли вы с коммунистами. С ними бывает трудно.

— А с кем легко, доктор?

— И это верно.

— Видите ли, — сказал Пико, — если вынести за скобки планы коммунистов в планетарном, так сказать, масштабе, я готов подписаться под любым их заявлением, касающимся сегодняшних проблем Аргентины.