У Червленого яра (СИ)

— Отчего же я, ведь столько девок вкруг ходит, да при родителях и приданом? — Усладе все не верилось. Как же быстро горький день сменился таким сладким вечером.

— А мне других не надобно, — Вячко наклонился и дерзко чмокнул Усладу в щеку. — Знаю, дурной с лица…

— Да самый любенький, — не дала договорить Услада, отдарилась поцелуем в небритую щеку и шмыгнула в избу.

Сердце мерно отстукивало: «Люба, люба, люба… Женой будешь». Щеки горели, Услада прикрыла их ладонями. Сговоренная. Быть того не могло, но ведь правда, вот они, медовые бусы, тронешь, и так тихонечко постукивают, словно ветерок в кроне шуршит. Осталось спроситься дозволения у княжны.

И тут налетела тревога, омрачившая безбрежное счастье. А ежели Марфа не отпустит? В ее воле Вячко отказать. Он ведь кметь Изяслава, в Пронске останется, а Марфу с ее челядью ждет дорога в Муром. Услада прислонилась к стене, тяжело задышала. И с княжной расставаться не хотелось, столько лет вместе, и мимо бабьего счастья пройти — век страдать. Как быть?

— Усладушка, ты чего, хворая? — из горницы вышла сама княжна.

В свете трепещущих огоньков лучин лицо Марфы выглядело уставшим и бледным, под очами чернели круги. Скорее саму княжну можно назвать хворой. Как сказаться, коли ей и так недобро?

— Н-нет, — пробормотала Услада. — То я так, — она торопливо отлепилась от стены и подбежала к хозяйке. — Кликнуть, пусть трапезничать подают?

— Кусок в горло не лезет, — отмахнулась Марфа, нос снова опасливо шмыгнул.

— Да, может, басню какую рассказать али спеть, вот я на торгу давеча слыхала… — бодро протараторила Услада.

— Я братьев рассорила, какие уж тут басни, — все ж скатилась по щеке Марфы серебряная слеза.

— Помирятся, обязательно помирятся.

— А коли нет? — Марфа тяжело опустилась на лавку.

— Да быть того не может, из-за такой-то малости, — Услада присела на корточки у колен Марфы, ласково заглядывая той в лицо.

— Ой, бусы-то какие на тебе? — изумленно расширила очи княжна.

У Услады от волнения сдавило горло, и не вымолвить.

— Откуда ж краса такая, вроде бы дорогой не было? — Марфа провела пальцем по янтарю.

— Это Вячеслав Гореславич мне пожаловал, — выдохнула Услада, — замуж зовет.

— Вячко? — вороные брови вскинулись кверху. — Да ежели ты не хочешь за него, так я откажу, ты не бойся, — взяла Марфа Усладу за руку.

— Хочу, — едва слышно выговорила Услада, — люб он мне.

— Люб? — растерянно проговорила княжна. — Оно конечно, кметь княжий, лучше и не сыскать, — не поверила она в чувства Услады.

— Ежели ты, светлая княжна, не захочешь, так я за него не пойду, — пересиливая себя, выговорила Услада.

Что-то такое промелькнуло в ее голосе, что Марфа, наклонившись, крепко обняла свою челядинку:

— Уж и так я всем сегодня пакость сделала, довольно, тебя обижать не стану. Выходи за Вячко.

— Спаси тебя Бог, светлая княжна, я за тя молиться крепко стану, — Услада всплакнула. — Так-то не хочется от любимой хозяйки вдали быть. Сердце разрывается.

— Да, все ж жене следует за мужем держаться. Так уж устроено, — грустно улыбнулась Марфа, — видишь, не такая уж я и баловня.

— Да никакая ты не баловня, да самая лучшая, — горячо отозвалась Услада.

— Да, может, меня теперь и не сговорят, — вздохнула Марфа, — так и не расстанемся.

Услада хотела что-то сказать подбадривающее, но в дверь постучали, потом проснулась большая голова Вячко:

— Светлый князь Глеб Владимирович пожаловал; тебя, светлая княжна, видеть хочет.

Обе девицы испуганно переглянулись.

— Проси, — быстро поднялась Марфа, поправляя убрус.

«Так-то поздно. Чего ему надобно? Опять доведет хозяюшку до слез. Только ведь успокаиваться начала», — вздохнула Услада, злясь на недоброго князя.

— Заноси, заноси!

Первым в горнице появилась корзина, от которой ароматно пахло жаренным мясом. Двое воев поставили ее на широкий стол.

— А я любимой сестрице повечерять принес, — завалился веселый Глеб, растягивая широкую улыбку. — А то сидит здесь сестрица голодной, пока братцы бражничают да пируют.

От Глеба пахнуло хмельным. Он сам деловито начал вынимать подарки: мясо, зажаренное на углях, полкаравая, крынку.

— Налетай, не побрезгуй, чай, голодная.

Марфа, косясь на преобразившегося Глеба, осторожно подошла к столу.

— Ты на меня, Глебушка, больше не гневаешься? — робко спросила она.

Глеб сгреб сестру в охапку, целуя в щеку.

— Погорячился, уж прости меня, дурня. Бывает. Замиримся.

— И ты меня прости, и на Изяслава не гневайся, это я его уговорила, да он и брать меня с собой не хотел, так и говорил — Глебу то не по нраву будет.

— Не по нраву, то да, — легко согласился Глеб, присаживаясь на лавку.

Услада тихонечко отошла в уголок. Выйти без разрешения хозяйки она не смела, но и стоять на виду у княжьего семейства было непристойно.

— Знаешь, сестрица, отчего я рассвирепел, как тебя увидел? — Глеб сощурил хитрые очи. — Я ведь тебе, сестрица, другого жениха подыскал.

— Другого? — эхом отозвалась Марфа.

Глава VII. Проводы