У Червленого яра

Забот в лесной усадьбе прибавилось: Миронег убрал в омшаник борти, нарубил дров на долгую зиму, Услада сложила их в аккуратные поленницы. Вместе они плавали на другой берег к степным оврагам за шиповником, ходили в чащу по орехи. Миронег учил девчонку хитростям добытчика — нашел куст лещины, ищи мышиную нору и копай; мышь запасы уже сделала, в норе и три, и четыре горсти орехов можно собрать; но все не бери, не жадничай, оставь серой труженице часть. А еще Миронег ходил к заводи бить жирных уток, Услада с ним не просилась, жалела птиц, и ощипывала тушки с явной неохотой. Вредный охотник упрямо раскладывал перед ней добычу, приучая, но долго выдерживать мытарств неумехи с перьями не мог, вырывал утку и дощипывал сам.

Со стряпней Услада уже сама справлялась неплохо, и даже тесто не так рьяно липло к рукам. После круговерти дня, приятно было присесть рядком вкруг котла, поболтать о том о сем, обменяться улыбками. Как-то Миронег стал привыкать к этим посиделкам, ждать их с нетерпением и одновременно ругать себя, за это легкомысленное ожидание. «Нельзя к ней привыкать, ни к чему».

Ночи уже были холодными, сырыми, часто срывался дождь, но Миронег упорно уходил ночевать на сеновал, заворачиваясь по самые уши в меховое одеяло. Усладе объяснял, что привык так спать до первого снега, в клети, мол, парко ему. Отчего не хотел ночевать в избе на самом деле, ведь был же скромный полог, отделявший лавку Услады? А зачем создавать лишний соблазн, и так голова разными глупостями сама забивается, особенно когда птаха нежной ручкой косу, упавшую на высокую грудь, откидывает, открывая линию шеи, а еще эти карие очи с поволокой пушистых ресниц, а как обидится, губки надувает, да хочется их наощупь попробовать, зацеловать... «Совсем невмоготу станет, в бане буду на ночь растапливать. И там ночевать можно, — ворчал про себя Миронег. — Это ж только до весны, а там пусть выбирает — в Воронож или замуж… не за меня. И все пойдет по-старому, забудется, суеты меньше станет, а то распушился как тетерев на току, самому срамно».

Про дом Услада больше не вспоминала, была на вид бодрой и веселой, часто крутилась у кадки с водой, расчесывая гребнем волосы и любуясь на свое отражение, иногда тихонько напевала что-то себе под нос, но на все просьбы Миронега спеть погромче, тут же замолкала и старалась отвлечь его внимание какими-то вопросами. Отчего-то не хотелось ей петь для кого-то еще. Миронег обижался, но вида не показывал: «Ну, не хочет, так не хочет, обойдусь».

В солнечный безветренный денек шорох чужих ног от реки Миронег услышал сразу, махнул Усладе спрятаться в избе, невольно подтянул к себе топор. Шли по обговоренной с вервью тропинке, стало быть, свои, но все ж лучше изготовиться.

Из-за кустов, тяжело опираясь на посох, вышла грузная фигура в серой свите и войлочном клобуке. Старик пригладил всклокоченную бороду и широким еще твердым шагом побрел к усадьбе. Ясно было, что посох в его руках скорее для солидности, нежели необходимость. Миронег легко признал гостя и невольно скривился: «Этому-то что от меня надобно? Давненько не виделись».

Раньше Борята, муж Нежки, никогда не позволял себе нисходить до наглого бортника, всякий раз в верви важно проходя мимо, словно Миронега не было вовсе. А вот его братаничи пытались подловить полюбовника дядькиной жены да поучить уму разуму, чтоб не позорил седин почтенного мужа. Смерды против дружинного воя, пусть и бывшего, — смех да и только. Мирошка раскидывал их, даже не сбивая дыхание.

И вот старец сам пожаловал. А, может, и не сам? Миронег всмотрелся в гущу кустарника, но ничего не приметил.

— Здрав будь, Миронег Корчич, — бодренько пробасил Борята. — Не захворал ли тут?

— Бог милостив, — прищурил очи Миронег, выжидая.

— День сегодня жаркий, словно лето оборотилось, — издалека начал гость. — Взвару не нальешь, али кваску?

Борята самовольно плюхнулся на колоду и облокотился на сколоченный Миронегом для вечерних посиделок стол. Хозяин сходил под навес и принес крынку с квасом и чарку, выставил перед гостем. Тот неспешно принялся пить, словно затягивая время. «Чего ему нужно?»

— Чего ж в вервь нос не кажешь? Одичаешь здесь скоро, — вытер Борята усы. — Добрый квасок.

— Дел много, недосуг, — усмехнулся Миронег, тоже присаживаясь на вторую колоду.

— А жена моя загрустила, тоскует, горемычная, — кинул в воздух Борята.

«А, выпытывать пришел, не бегает ли сюда его женушка», — догадался Миронег.

— Неждана — баба почтенная, из добродетелей сотканная, а то все сплетни злые. Языки у кое-кого уж больно длинные.

— Нечего мне про ее добродетели тут петь, — скривился Борята. — Не об том я хочу с тобой толковать.

— А об чем? — поднял бровь Миронег, незваный гость начал его утомлять.

— Послушай, Мироша, отчего ты от Нежки отступился? — мягким упрашивающим голосом обратился старик. — Рассорились, что ли, али приревновал к кому? Так все ж пустое.

— Не надобно мне твоей жены, иди с миром, — раздраженно бросил Миронег.