У Червленого яра

Миронег с тревогой посмотрел на Усладу, как переживет такое пристальное внимание робкая птаха? Глянул и удивленно приподнял бровь: его молодая жена на вид казалась совершенно спокойной — спина выпрямилась, подбородок приподнялся, на губах застыла легкая полуулыбка приветствия, руки умиротворенно покоились на коленях, и не тени робости или страха пред толпой зевак. Должно, их так учили держаться в княжьем тереме, а, может, взыграла кровь степных предков. Кто они были, простыми ли коневодами или водили орды по приказу племенного вожака? Как же плохо Миронег знал свою подружью.

Причалил бортник умело, мягко, двое селян помогли затащить дощаник на песок. Миронег, спрятав сверток с серебром за пазуху, вышел первым, как положено главе семьи, Услада перешагнула через борт и поплыла за мужем, отставая на полшага. Бортник торопливо поклонился собравшимся, ему раскланялись в ответ. Настала очередь Услады, она внимательным взором окинула люд Малой верви, замерла на мгновение, потом глубоко поклонилась на каждую сторону — и мужам седовласым, и их женам дородным, и молодым отрокам, и девкам непокрытым. И так это у нее вышло чудно, что вроде как кланялась она, а выходило, что это селяне ее приветствовали с должным почтением.

— Подружья моя, Услада Миронегова[2], — хрипло проговорил Миронег, не в свое тарелке здесь, видно, чувствовал себя только он.

Дальше все закрутилось: бабы по очереди стали подходить, расцеловываться с новой соседкой, мужи поздравлять новоявленного супружника. Краем глаза Миронег заметил оставшуюся у тропы Нежку, та с нарочито веселым видом перекидываясь шуточками с золовкой, но Миронег уж знал ее вдоль и поперек, обида и любопытство просвечивали сквозь маску равнодушия. За спиной бывшей полюбовницы нагло стоял новый возлюбленный Кряжко. Вдовец с тремя детьми не мог нарадоваться отошедшему в сторону сопернику и довольно скалился, показывая крупные зубы. Баб в верви мало, а такую-то как Неждана еще пойди поищи. «Дурень бортник», — говорило выражение лица Кряжко, уж он то сдобную Нежку на эту тростинку точно бы не променял. Для Миронега все к лучшему, пусть утешает. Где ж старый Борята?

А вон и он, прячется за спинами старейшин и сверлит Усладу подслеповатыми очами. И оба братанича его пока в верви, стало быть Миронег не опоздал, еще можно помешать. И переговорить с глазу на глаз стоит сначала именно с Нежкой, выпытать, что уже успела наговорить старому пню. Но как это сделать, коли везде любопытствующая толпа, да и Услада может приревновать. «Разберусь», — привычно одернул себя бортник.

Елица, на правах старшей бабы, взяла Усладу за руку, уволакивая к своему двору. Радята повел Миронега, мол, я старейшина, так мне и гостить молодых.

— Столы-то накрывать будешь, Миронег Корчич? — догнал бортника насущный вопрос.

— Недосуг пока, по первому снегу милости прошу, — отмахнулся бортник.

Большие застолья Миронег не любил, вот с дружком за чарочкой да за душевной беседой посидеть — другое дело. Но чего ссориться с вервью, да и молодая жена, может, желает перед новыми соседками покрасоваться. Только не сейчас, сейчас надобно заткнуть Боряту. И эта забота делала серый день для Миронега еще мрачнее.

С Радятой они вошли во двор, но не пошли за бабами в избу, а присели на крыльце.

— Что ж ты не мог подождать до зимы, когда все уляжется? — с укоризной покачал головой Радята.

— Так уж вышло, — буркнул Миронег. — Борята внезапно появился, не успел схоронить.

— Ну да, Борята ж бегает как заяц, где ж за ним успеть, — не смог удержаться от насмешки Радята.

— Как думаешь, может, ему с братаничами больше дать, ну, чтоб надобности за выкупом плыть не было? — спросил Миронег.

— Чтоб они из тебя потом все до последней борти вытянули? Точно ни к чему, — покачал головой Радята.

— А по-другому я за нее могу убить, не справлюсь с собою, — Миронег с тоской посмотрел в осеннее небо.

— Сам я с Борятой переговорю, прощупаю — удумал ли чего, надо будет — объясню, что не стоит на вервь беду наводить, ну, и тобой припугну, мол, ежели что, так никому из них не поздоровится. Только, додуматься мог не только Борята, здесь все слыхали, что пронские искали девку. И месяца не прошло, а ты чернявенькую невесть откуда привел. За каждым я не угляжу, — Радята нервно постучал пальцами по столбу перил. — Ежели в ближайшее время кто куда отпросится на время, да за несколько дней не обернется — вам уходить надобно будет. Потому как, даже ежели ты за ним кинешься, то родня из мести дело довершит.

Уходить. Бросить все нажитое: борти, доставшиеся от старика Корчуна, почившего со счастливой улыбкой на устах, что его дело в надежных руках, а еще козочек любимых, баньку, крепкую избушку, ласковый лес, могучих зубров и заросли малины — то, что стало родным. Словно камень ложился на грудь. Вот и Радята — друг, а все ж свой дом, родня ему дороже. И он спешит выпроводить Миронега подальше, а с ним и возможные неприятности. Да как осудить дружка, коли сам Миронег поступил бы точно так же.

— Коней и сани в обмен на усадьбу отдашь? — поднялся с крыльца Миронег.