У друкарей и скоморохов (СИ)

Скрипнуло, легко прозвенело, потом хлопнула крышка. Бубенист осторожно положил на столешницу две малые пищали, пороховницу из бычьего рога, украшенную нехитрою резьбой, кусок свинца и кусок большой кости с высверленными в ней неглубокими ямками — в чем пули отливать.

— Набитые. Годятся?

— Испробовать можно ли? — спросил Бажен, взводя пружину у одного из пистолей.

— Зажди, приволоку полено.

Березовое полено поставлено было на край стола. Атаман прищурил левый глаз. Томилка отшатнулся. Огнивная пластина щелкнула о кремень, на полке пыхнуло. Бажен немного ещё подождал и с опаскою положил пистоль на прежнее место.

— Дай-ка сюда, — Бубенист поковырял желтым ногтем на полке, ловко натрусил туда зелья из пороховницы и снова скрипнул пружиной. — Валялись в сундуке долго.

— Дяденька, мне дай, мне, — сам не веря, что ему разрешат, вскочил Васка. Хозяин переглянулся с Баженом и важевато, рукоятью вперед, протянул малому оружие.

Снова вспыхнуло на полке, потом, через мгновенье оглушительно бахнуло. Горницу заволокло дымом. Васка закашлялся и опустил пистоль.

Бажен поднял с полу полено.

— Попал, молодец. И пулька глубоко сидит. Ну, спасибо, дядя!

— Баженко, можно я теперь сам заряжу?

— Подожди немного, — атаман пододвинул к хозяину горстку серебра. Тот отправил её на прежнее место.

— Как, ребята, принимаете в ватагу?

— Что ж, если сам государь воевода за тебя просит, куда нам деться? Только ты, дядя, лучше литавры с собою прихвати. С гудком у тебя того… — желчно заметил Томилка.

— Подучусь, ребятки, подучусь, — безмятежно отвечал хозяин и вдруг замер, вслушиваясь.

— Что ж это, люди добрые, в доме делается? Уже в горнице палят! О Небесный Владыко, отчего не свернешь ты им, шпыням, шеи на сторону?! — причитала в дверях запыхавшаяся Матрёна.

Утреннее солнце застало ватагу уже за городом. Умный Голубок подкатил вновь телегу к стрелецкой заставе, и всё тот же мрачный дядя Иван указал скоморохам тайный, поляками не охраняемый брод. На той стороне им не встретилось ни одной живой души до самых Ромен.

Глава двенадцатая , а в ней скоморохи останавливаются на ночевку в Чуриловом замке и узнают последние новости от боярина в лаптях

— Добрый проводник — половина дела! — тряхнув седыми кудрями, похвалился Бубенист. — Путь хотя и не самый прибыльный для вашего… то бишь для нашего скоморошьего промыслу, зато безопасный. В Ромнах-то как встречали, а? И в Сребном добре подзаработали.

— Дороги здесь худые, — заметил Томилка занудно. — И разве это заработок? Ты, дядюшка, только в тарелки свои и умеешь колотить. Филю бы сюда с Мишкой…

Бубенист обиженно отвернулся. Атаман, против обыкновения, не вступился за него, и остальные, тоже приуставшие за день пути, молчали, пока не показалась за горбом башня какой-то крепости.

— Что там, дядя Андрей? — оживился Васка. — Какой это город?

— Нашел тоже мне город… Чурилов замок это, владение пана Тышкевича, воеводы Киевского. Сейчас сам увидишь.

Голуб, кивая усердно головою, вытянул телегу на гребень холма, и все увидели на следующем бугре высокий черный замок. За ним рассыпаны были хатки, а возле иных красовались сады, уже зеленые, весёлые.

— Вася, пересчитай-ка дворы!

Малый принялся, шевеля губами, загибать пальцы сперва на левой рука, потом на левой, потом опять на правой.

— Тринадцать дворов, атаман.

Тотчас ватага дружно плюнула через левое плечо и хором выдохнула:

— Чур меня, чур, чур!

Мерин, на них покосившись, и себе хвостом отмахнулся, будто от мухи.

— Не стоит и затевать ничего. А острожек-то ветх и, похоже, безгосударский.

— Здесь, атаман, не Дикое поле, тут бесхозного ничего нет. Нежилой он, замок, это верно, и, коли не идти на хутор, то переночевать там разок можно. Всё крыша над головой.

У крепостного рва Васка распряг Голубка, стреножил его и пустил на молодую траву. Ров оказался полузасыпанным, а под бойницей нижнего яруса валялась, задрав ржавое жерло, большая чугунная пушка.

— Баженко, вот бы из нее пальнуть, а?

— Помог бы лучше…

На руках, по обломкам подъемного моста и мусору осторожно ступая, перетащили они телегу через ров и вкатили в ворота, открытые, с давно сорванными с петель створками. Внутренний дворик был длинный, но узкий; отсюда стены замка казались ещё выше. Каменными стены были только на высоту чуть больше человеческого роста, верхнее жилье, лестницы, чердаки и башни, сложенные из толстых черных бревен, скрипели при порывах ветра, словно вот-вот развалятся…

— И меринка на ночь завести можно, — по-хозяйски осматриваясь, бормотал Бубенист, — и погреться, горяченького сварить есть где…

— Не полыхнёт? — поднял голову Бажен.

— Была тут и поварня, однако проще и скорее — вот где, — и Бубенист исчез в тёмном дверном проёме справа от ворот.

Васка всунулся за ним и оказался в невысокой каменной башне. Сводчатый потолок её сужался кверху и переходил в трубу, а в ней синел кусочек предзакатного неба. Цепкие пальцы Томилки протолкнули Васку вперёд, и его сапоги зарылись в толстый слой пепла.