У друкарей и скоморохов (СИ)

— …`A я и говорю: «Петруха, глянь-ка в боченок, нет ли там моченого сухарика?» А Петруха мне, подлец: «Надобно было про то на той неделе спрашивать…»

Васка не сразу сообразил, что тот, в тумане, говорит по-русски. Явтух сунул стрелу в сагайдак и перекрестился. Дорош промолвил спокойно:

— Казак с Дону. Зови!

— Наши, серденько мое! — Явтух птицею взлетел в седло, хлопнул Васку по плечу (малый едва удержался на ногах), выехал вперед и гаркнул радостно:

— Пугу-пугу! Эге-ге-гей, тут казаки з лугу!

Шум копыт, совсем уж было приблизившийся, попритих.

— Дуйте до нас, — раздайся, наконец, простуженный голос. Дорош и Явтух растаяли в тумане. Васка помедлил, услышал мирный разговор, потом смех и тоже тронул поводья.

— Ось и наш хлопчик. Так, говоришь, багато вже казаков собралось?

— Тысяч с пятьдесят, не меньше, — отвечал Явтуху бородатый, с длинной пикой казак.

Снова зазвучало множество копыт, из тумана вынырнули лошадиные морды.

— Где сотник?… Здесь, пан сотник, наши посыльщики. К Тарасу Федоровичу возвращаются, важные ведомости, говорят, везут.

— Добре… Да тут Дорош! Здорово, старый друже, от где побачились… А мы в дозор едем. Давайте, хлопцы, прямо по нашому следу, бо вытоптали, як те татары. За нами чисто. Тарасу скажить, что нас зустрилы.

Васка подъехал поближе к донскому казаку и спросил, не встречался ли ему в Переяславе Бажен из Москвы, высокий такой, весёлый?

— Бажен из Москвы? А как же! — вскинулся бородач. — И ты московский? Чудно — под Переяславом с москвичом столкнуться! Дружка своего ищи у Киевских ворот, брамы по-ихнему, там его сотня справа от брамы до башни кусок стены держит, а стоят они в каменных палатах польского старосты переяславского Ивана, как его… Заславского, вот. Там тебе покажут.

И в самом деле, в Переяславе Васка без особого труда разыскал каменицу Януша Заславского, в отсутствие вельможного хозяина занятую запорожской голотой, и там, за первой же дверью из темных, шумных и замусоренных сеней, которую решился приоткрыть, обнаружил своего драгоценного Бажена. Атаман сидел на полу босиком и, нижнюю губу выпятив, изучал прореху на кафтане.

Васка закричал и бросался к нему. Бажен поднял голову, вскочил с полу, подхватил дружка и подбросил к сводчатому потолку. Успокоившись, они принялись рассматривать друг друга.

— Вот, нашёл-таки тебя, — опустил глаза Васка. Смутился же он вот почему. Он явился к другу переодетым в добрый, с меховою опушкой кунтуш, в новой шапке, с двумя пистолями в кобурах у седла; на улицах он все ощупывай их, боясь потерять, и даже сейчас не забывал о них — не украдут ли? Обласканный счастливыми, что в живых остались, разведчиками, он думал, что и Бажена увидит чуть ли не в собольей шубе и с пищалью, чтобы ложе из рыбьего зуба да в дорогих камнях. Однако друг выглядел скорее уставшим страдником, чем весёлым, уверенным в себе победителем.

— Ну, как вы там, игрецы-резвецы? — подал, наконец, Бажен голос. — Что Томилка, ворчит по-прежнему?

— Томилка по-старому, а вот дяди Андрея нет.

— Как это нет?

Вздохнув, Васка принялся рассказывать, а пока рассказывал, старался не встречаться с пронзительными глазами атамана и потому осматривался. Друг его сидит не на полу, как показалось вначале, а на пыльном и затоптанном, но все же на ковре. На стене под маленьким, кверху суженным окошком висит распятие, и на склоненную бронзовую голову Христа, а того пуще — на забитый рядом большой гвоздь понавешено всякого оружия и сбруи. На скамье у стены лежит, епанчею с головою накрывшись, казак в стоптанных сапогах.

— Значит, мастер Спиридон говорит, что из Замка нашему Бубенисту живым не выйти?

— Так сказал.

— Хороши дела… Что озираешься? Тут духовник хозяина жил, чернец латинский. Еле мы с Яцком жилье проветрили, езувитский дух до сих пор стоит — или мнится уже мне… Келья, право: третьего и положить негде, я уж сегодня на дворе переночую… Что ж, мир праху твоему, Андрюша Бубенист. Такая уж у тебя служба была… А ты, Васка, что такой пышный? Никак на Петрушке тако с Томилкой разбогатели?

Малый ещё раз вздохнул, на этот раз облегченно, и поведал о своем березанском приключении. Воодушевился, принялся размахивать руками, а вспомнив о шляхтиче, качавшемся на паникадиле, так разошелся, что едва не сбил епанчу со спящего казака. Бажен оживился.

— Награда не по заслугам, брат! Но ты всё равно молодец… А с дядей Андреем мы, быть может, ещё встретимся. Он, когда мы от ляхов сбегать наладились, здорово придумал: собираться в пятницу, в полдень у ворот Братских школ. Как знать, мы с ним, может статься, просто разбрелись пока. Чего на войне не случается? Помнишь атамана Бособрода? Он, как поведали, в плену у крымцев.

— Да разве они, татары, на Брянск ходили?

— Они-то в году прошедшем не ходили, это он сам вместе с донцами да запорожцами к ним на пироги весною плавал… Я и Филю ещё найду — вот это уж тебе подлинно обещаю!

— А ты, Баженко, как тут воюешь? — осторожно спросил малый.