У германских друзей

Беседа в полицейском управлении с капитаном Бааром. Много лет капитан обезвреживает в Берлине неразорвавшиеся снаряды, гранаты и бомбы. Большого роста, спокойный и очень застенчивый человек. Не знает, куда на столе деть руки.

— Сколько же бомб вы держали в этих руках?

— Одних только английских восемьсот двадцать девять…

— По-прежнему много работы?

— Да. Берлин строится. Где ни копни — бомба…

— Говорят, как артиста кино, вас узнают люди на улицах.

— Это телевидение виновато.

— А строили телебашню, нашли что-нибудь?

— Да, была там «куколка» весом в полтонны…

С доктором Датте я говорил два часа в его кабинете, потом мы встретились в зоопарке. Этот энергичный, умный, обаятельный человек сумел каждого из берлинцев сделать участником строительства зоопарка. Зоопарк получился великолепный — «лучший из всех зоопарков мира». Что касается доктора Датте, то он успевает вести работу ученого, руководит сложным хозяйством парка и большим штатом сотрудников, занят в Берлине большой общественной работой, объездил весь мир, ведет одну из самых популярных программ телевидения… Я улыбаюсь:

— Вас узнают в метро и на улицах? В ответ тоже улыбка:

— Я езжу в машине.

Служитель парка: «Доктора Датте знают в лицо не только люди, но даже и звери. Рабочий день доктор начинает непременно с обхода всего зоопарка».

* * *

Героическими усилиями редактор молодежной газеты «Юнге вельт» Хорст Пенерт добыл для меня билет в знаменитую берлинскую «Комическую оперу». Это так же трудно, как добывать билеты в московский Большой театр.

«Сказки Гофмана». Оформлен спектакль прекрасно. Сыгран он, кажется, тоже великолепно. Я делил внимание между сценой и залом и понял из спектакля ровно столько, сколько и должен понять человек, не знающий языка.

Прекрасная деталь. Вызывали артистов. Они выходили и кланялись. Потом так же, как и артисты, вышли в комбинезонах рабочие сцены и тоже поклонились. Буря восторга. Умно и ненавязчиво сказано: успех спектаклю создавали не только актеры.

* * *

Видел охоту с ловчими птицами. Нападающий — сокол. Жертва — черная утка. Снят колпачок с головы — и сокол в мгновение ока сбивает в воздухе утку. С добычей в лапах он пытается улететь. Но бубенец на ноге птицы подсказал охотнику направление. Добыча у сокола отнята. Он, кажется, даже с радостью обменял ее на завяленный кусок мяса. Много любопытнейших тонкостей в этой древней охоте.

* * *

Дом на берлинской окраине, где поставили последнюю точку в войне. Знакомый по множеству фотографий зал. Вот тут сидели союзники, тут, за столом, сбоку, — Кейтель. Весь дом сейчас представляет собою музей штурма Берлина. Тысячи экспонатов. Дольше всего мы стояли у необычной карты Берлина. Удивительная карта! Ее сделали в 1945-м, готовясь к штурму. На карте — макет каждого берлинского дома. Видны улицы, перекрестки, площади, переулки. Вот рейхстаг, Бранденбургские ворота…

Кажется, видишь город с очень большой высоты. Сколько кропотливой работы проделала наша разведка, летчики и топографы, чтобы соорудить эту размером с жилую комнату копию города! И сколько человеческих жизней спасла эта карта, помогавшая знать очень точно, как идет штурм…

* * *

Последний вечер в Берлине. Пьем кофе. Моим спутникам — журналистке Розвите Ширрмахер, переводчику Андриасу Шилингу — и мне заметно грустно. За двенадцать дней путешествия мы привыкли друг к другу и подружились.

Медленно движется по кругу зал ресторана наверху телебашни. О размерах Берлина мы можем судить сейчас по разливу огней. Андриас мальчиком жил в Советском Союзе, в Дубне, где работал его отец. Розвита несколько раз приезжала в Советский Союз. Оба живут в Берлине и любят Берлин. Андриас с гордостью объясняет, что в Берлине построено за три года и что будет построено очень скоро.

— Вот прямо под нами скоро откроем универмаг, вот строят Дом путешествий, там Зал конгрессов, — Андриас пытается разыскать улицу, где он живет… Море огней. И среди них — четкий пунктир границы. За этим пунктиром огни другого Берлина. Днем мы видели эту черту. Я видел много границ по рекам, по лесу и по горам. Тут граница двух разных миров проходит по улицам шумного города. Это, наверное, самая неспокойная в мире граница…

Последние слова на прощание:

— Теперь вы знаете к нам дорогу…

— Вы в Москву приезжайте… Дела делами, а в воскресный день уедем за город. Зажжем костер…

Совсем недалеко от Москвы до Берлина.

Германские сосняки

Чужой лес… На поляне трое рабочих жгут уголь. Работа первобытно проста. Только раньше поленья сжигались под слоем земли, теперь пахнущий дегтем дымок идет из двух железных чанов. Дым стелется по лощине, перемешивается с лесным туманом, с запахом хвои, перестоялых грибов, прибитых дождями листьев. Дорога бежит низиной, и над ней долго тянется пахучая белесая пелена.

Идущий рядом со мной лесник Виклайн Гельмут стругает и нюхает можжевеловый прутик. Лесник чуть припадает на одну ногу (был на войне), но лесная форма, строгая и нарядная, сидит на нем очень ладно.

— Одежда каждый день встречается с утюгом?