У Истока. Хранители. Том 1. Явление

Екатерина чуть не выронила листок. На кухне точно никого не было, но малышка была сурова и расстроена. Она чётко смотрела на что-то посреди кухни. Не на шкафы дальше, не на холодильник. Взгляд как будто застывал ровно посередине комнаты, там, где в реальности было пусто.

– Можно как-то сделать, чтобы я их не видела? – чуть не плача, спросила малышка.

– Кого? – испуганным голосом спросила Екатерина.

– Васю и его родителей. Тётя плачет всё время. Мальчик тоже расстроен. А дядя говорит, что Маша этого не переживёт.

Екатерина села рядом с ней за стол, положила телеграмму около пустой тарелки и уставилась в пространство. Есть перехотелось моментально.

Она никого не видела. Вообще никого. Никакой тени, никакого движения, никакого хоть малость заметного тумана или чего-то такого. Она только чувствовала ужас, холодный пот струйкой по спине, озноб и дрожь в руках. Одно дело лаборатория и попытки понять, сумасшедший перед тобой, блаженный или пророк. Другое дело её собственная кухня, её племянник и её внучка. Все они сейчас были связаны одним страшным горем. Они по ту сторону. И все здесь, в этой крошечной кухне это знают. Они не хотели умирать и, разумеется, не смирились. Девочка видит и слышит их. А она – нет.

Мать ещё не чувствует там на даче, что ждать больше некого. Но где доказательства? Как она может так опрометчиво заявить это, как факт? А если они действительно попали в беду, но просто в коме или под наркозом или ещё что-то? Такое тоже было. Это она точно знает. Душа иногда покидает тело, а потом возвращается. Такая новость Марию убьёт. Она не имеет права. Никто не имеет права. Должны быть железобетонные доказательства. Никак иначе.

– Спроси их, что случилось, – сухим чужим голосом внезапно для самой себя сказала Екатерина.

– Я боюсь! – выкрикнула в слезах малышка. – Я же знаю, что они умерли. А Сашка Гордеев сказал, что с мертвецами разговаривать нельзя. Они могут с собой забрать. А я только и делаю, что с ними разговариваю, – она бросила вилку через всю кухню и выскочила вон, громко рыдая.

Екатерина минуту помедлила. Потом посмотрела куда-то в пустоту, где по её мнению, могли быть их близкие:

– Извините, – сказала она им и вышла за малышкой.

– Прости меня, – обратилась она к внучке, осторожно присаживаясь на кровать.

Девочка лежала ничком и громко плакала в подушку, трясясь всем телом.

– Мы не можем сказать Маше, ты же понимаешь. Она старенькая, её это убьёт. Пока она не знает, есть надежда. Вдруг они просто тяжело заболели, и душа странствует, пока врачи делают операцию. Ещё в кому люди впадают иногда, если сильная травма головы, например, – Екатерина пыталась логикой победить страх у себя и малышки.

– В кому? – спросила откуда-то из подушки девочка.

– Да, это когда человек как будто спит, но на самом деле тяжёлая травма не даёт его телу жить. Это если очень вкратце. Вдруг с ними так. Поэтому и хотела спросить. Может, им помочь можно, – она ласково погладила малышку.

– Нельзя. Они четыре дня назад умерли. Автобус перевернулся экскурсионный. Пожар был. В газетах писали, – ответила девочка также не поднимая голову от подушки.

– Это они сказали? – спросила Екатерина, уже с трудом удерживая себя в сознании. Дико было представить, что маленькая девочка видит покойников, как живых, они с ней разговаривают. Здесь, при ней, прямо сейчас, в её квартире, среди бела дня. Кто-то вторгается в жизнь малышки, а она не может ровным счётом ничего сделать. Вообще ничего. Совсем.

Екатерина пошла на кухню за каплями от сердца. Ещё одно откровение и писать телеграмму в Ялту будет некому.

Это уже слишком.

Ещё некоторое время сидели молча. Екатерина с трудом дышала, пытаясь унять сердечный приступ и прийти в себя. Малышка хлюпала соплями, отвернувшись от бабушки, и отказывалась разговаривать.

Наконец, Екатерина немного успокоилась и решилась снова попросить малышку поговорить с ними:

– Зайка, прошу, ты можешь им передать мои слова?

– Да, – сурово ответила кроха.

– Они здесь или в кухне?

– Здесь.

Сердце опять больно кольнуло.

– Не бойся, я сама и боюсь, – почему-то ответила малышка. – Ты просто говори. Они тебя слышат. Я могу молчать, – добавила она.

– Хорошо. Значит так. Любимые мои, – голос её дрогнул. – Я скорблю о вашей беде. Мы ещё ничего не знаем. Телеграмму от вас Машенька ждёт до сих пор. Сама ей я ничего говорить не буду. Это её убьёт. У меня нет никаких доказательств. Когда будут официальные данные, я обещаю, что буду рядом и сделаю всё, чтобы вас похоронили и позаботились о вас наилучшим образом.

Внезапно она разрыдалась в голос, закрывая рот ладошкой. Крик рвался наружу неистовый и отчаянный. В первый раз она полностью и до самой глубины осознала, что их нет, как будто их боль и скорбь проникли сквозь всё её существо и трагедия обрела плоть и кровь. Девочка сползла с кровати, подошла к ней и обняла за плечи своими маленькими ручонками.

– Они умерли раньше, чем пожар начался, – сказала она. – Вася просил передать, что им не было больно, только очень страшно. Очень.