У истоков Руси: меж варягом и греком

Во-вторых, считаю необходимым обратить твое внимание, мой навостривший ухо читатель, что о Киеве упоминает не ибн Фадлан, а Йакут. О русах у нас речь впереди, но для меня вопрос о Киеве слишком важен и болезнен, чтобы дотерпеть до более подходящего места. В своих предыдущих авторских расследованиях я для себя пришел к поначалу ошеломившему меня самого выводу, что Киев как город, как столица одноименной Руси, возникает лишь в X веке. Соответственно все «князья» и «княгини» от Кия до Святослава, если они вообще существовали, княжили не в Киеве, а где-то в иных местах. Может быть, это и перебор, но у ибн Фадлана в первой четверти X века и в самом деле про Киев ни слова, а вот в XII веке Йакут уже не считает для себя возможным его не упомянуть, Киев XII века – действительно большой и известный город.

О доверии ибн Фадлану

– Хоттабыч, можно ли верить ибн Фадлану?

– О, неразумнейший из Волек, своим вопросом ты обижаешь достовернейшего из писателей и достойнейшего из клиентов почтеннейшего из послов величайшего из халифов!

Хоттабыч опять краснеет, на сей раз от обиды, и вновь по привычке делает попытку гордо удалиться в бутылку, но вовремя спохватывается и небольшим торнадо лихо упаковывается в пустую банку из-под «ПИТа». Оказывается, джины не чураются технического прогресса!

Но по существу вопроса от шагающего в ногу с прогрессом Хоттабыча опять никакого проку, в оценке ибн Фадлана он явно субъективен и пристрастен. Но и при более объективном взгляде на поставленный вопрос ты, мой объективный читатель, можешь мне сказать, что и тебе вопрос кажется бессмысленным, ведь ибн Фадлан писал путевые заметки, описывал то, что видел сам, своими глазами. Разве можно не верить очевидцу?

Не верить очевидцу можно. Например, следователи-криминалисты далеко не всегда доверяют свидетельствам очевидцев и правильно делают. Свидетели могут неумышленно заблуждаться или умышлено вводить следствие в заблуждение. А верить или не верить ибн Фадлану, решать придется тебе самому, мой самостоятельный читатель. В любом случае прежде чем двигаться дальше, необходимо ответить на вопрос, который я задал Хоттабычу в начале раздела.

Первый сигнал тем, кто склонен безоговорочно верить ибн Фадлану как очевидцу, рассказывающего от первого лица виденное им самим своими глазами, звучит уже в самом начале путешествия, в Ургенче, то есть в местах отнюдь не столь отдаленных от Багдада, чтобы их считать экзотическими: «Итак, мы остались в аль-Джурджании (Ургенче) много дней. И замерзла река Джайхун (Амударья) от начала до конца ее и была толщина льда семнадцать четвертей…»

Не знаю, достигает ли глубина Амударьи в районе Ургенча семнадцати четвертей[85], но в любом случае льда такой толщины на ней быть не могло. Курьезно, что в этом месте во лжи ибн Фадлана уличает не кто-нибудь иной как Йакут: «…а это – ложь ((!) – В.Е.) с его (ибн Фадлана) стороны, так как самое большее на сколько река замерзает, это пять четвертей, и это бывает редко, а обычно это две четверти или три. Это я сам видел и спрашивал об этом жителей этой страны».

Второй звонок тихо тренькает в стране гузов, выведших, если верить ибн Фадлану, потрясающую породу овец: «Чаще всего пасутся овцы на снегу, выбивая копытами и разыскивая траву. а если они не находят ее, то они грызут снег и до крайности жиреют. а когда бывает лето, то они едят траву и худеют».

Мне бы таких овец! С ними только наше коротенькое северное лето как-то перебиться, а уж долгой снежной да вьюжной зимой они свое возьмут, такие курдюки себе нажрут! Развел бы их на даче – забот не знал. Во бизнес!

Конечно, может быть, это всего лишь описка ибн Фадлана или переписчика. Но где гарантия, что она единственная?