Третий роман «Мерзейшая мощь» вызвал в адрес автора много нападок со стороны учёных. И неудивительно: ведь главные отрицательные герои здесь — люди науки, пытающиеся из науки сделать новую религию, причём сатанинскую. Дивайн из первого романа теперь стал лордом Феверстоном, одним из тех, кто стоит у истоков создания государственного научно-исследовательского института, призванного изменить природу людей, лишить их свободы воли, создать нового человека. Главные деятели этого института — Уизер и Фрост — дошли до того, что для достижения своих целей хотят соединить современную им науку с древней магией. Бытовая сторона романа после всех событий 20 века вроде бы не кажется чем-то особенным. Переводчица романа на русский язык Наталья Трауберг писала о нем: «Сама я люблю этот роман больше всех других — так люблю, что переводила его для друзей в те самые годы, когда наша жизнь была такой, как в нем, только хуже (1980-1983)». Но именно обыденность зла, как показывает роман, и затрудняет противостояние ему.
Учёные института готовят новое жесточайшее тоталитарное общество, приучая общественное мнение к необходимости этого при помощи СМИ. Они «оживляют» отрубленную голову убийцы, через которую говорит дух тьмы, хотят разбудить спящего несколько столетий древнего мага Мерлина, чтобы с его помощью войти ещё в больший контакт с силами зла. И опять им противостоит Рэнсом и собравшаяся вокруг него небольшая община. И в решающий момент проснувшийся Мерлин приходит не к силам зла, а к Рэнсому. И Уарсы через Мерлина получают возможность вмешаться в земные дела, и институт саморазрушается, злодеи гибнут. А на Земле продолжается самая обычная жизнь — муж Марк, из желания попасть в высшее общество, ставший сотрудником института, возвращается к своей жене Джейн, нашедшей пристанище в общине Рэнсома…
Клайв Стейплз Льюис в «Переландре» даёт достаточно чёткое определение современной ему научной фантастики: «Они считают, что человечество, достаточно испортив свою планету, должно распространятся пошире и надо прорваться сквозь огромные расстояния — сквозь карантин, установленный Самим Богом. Но это только начало. Дальше идёт сладкая отрава дурной бесконечности — безумная фантазия, что планету за планетой, галактику за галактикой, Вселенную за Вселенной можно вынудить всюду и навеки питать только нашу жизнь; кошмар, порождённый страхом физической смерти и ненавистью к духовному бессмертию; мечта, лелеемая множеством людей, которые не ведают, что творят, а некоторые и ведают. Они вполне готовы истребить или поработить все разумные существа, если они встретятся на других планетах». И он противопоставляет ей своей трилогией качественно иную фантастику, основанную на христианском миропонимании. Важно не то, что творится на других планетах — важно то, что творится у тебя в душе — в этом с Клайвом Стейплзом Льюисом созвучны и Святитель Феофан Затворник и Михаил Васильевич Ломоносов.
В заключение хочется привести ещё одни слова Натальи Трауберг: «В мир, где царствует Бог, нельзя войти, если не станешь доверчивым и беспомощным, как хороший ребёнок. Романы, которые писал Льюис, годятся только для такого царства».
— Есть ли вопросы? — спрашивает отец Адриан.
Но вопросов нет. Для тех перед кем он выступал сейчас это как-то сложновато… Но игумен не расстраивается и говорит: «Я, пожалуй, буду у вас преподавать. Нужно поднимать ваш уровень».
Из дневника Сергея Александровича