У Южного полюса

полярного круга и подготовила меня к дальнейшей

антарктической работе.

План, который я разрабатывал уже на обратном пути в

Мельбурн, состоял в том, чтобы организовать крупную научную

экспедицию, которая бы высадилась на южнополярном континенте

и перезимовала там. В случае удачи можно будет изучить и

побережье и глубже расположенные части суши.

В ближайшем году я хотел продвинуться с экспедицией как

можно дальше на юг, надеясь достичь Великого ледяного барьера,

с тем чтобы получить о нем ясное представление и, если повезет,

подняться на него.

В геологическом, зоологическом и ботаническом отношениях

лодобная экспедиция могла бы доставить очень ценные материалы

для характеристики этих неизведанных районов Земли. Не

меньший интерес представили бы и метеорологические

наблюдения.

Особенное внимание хотелось мне уделить наблюдениям над

земным магнетизмом.

Наблюдения над магнетизмом в непосредственной близости

к Южному магнитному полюсу восполнило бы недостающее звено

в человеческих знаниях этой своеобразнейшей особенности Земли.

Я намеревался побывать настолько близко к Южному магнитному

полюсу, насколько это позволит рельеф местности, проникнуть

в тот пункт или в те пункты, где явления земного магнетизма

проявляются с наибольшей интенсивностью.

Я еще не предвидел тогда тех больших трудностей, которые

придется преодолеть, прежде чем удастся снарядить экспедицию.

Я был молод и сравнительно мало известен ученому миру. Это

обстоятельство явилось в ближайшие годы одним из самых

серьезных препятствий.

После прибытия в Мельбурн я сделал прежде всего в

Мельбурнском географическом обществе короткий доклад о том, что

видел и чего мне удалось добиться. Там присутствовал старый

барон фон Мюллер, который на склоне своих дней радовался

тому, что я обнаружил растительность на южнополярном

материке. Несколько позже я выступал в Сиднее.

Для дальнейшего продвижения моих планов настоятельно

требовалось возвращение в Европу. В ближайшее время в

Лондоне должен был состояться VI Международный географический

конгресс и на нем в порядке дня несомненно должна была стоять

проблема Антарктики. Мне нельзя было медлить.

На последние деньги я купил билет третьего класса на

пароход «Оруба» и отправился в Лондон. Пока мы плыли до

Суэцкого канала, я считал дни и часы. Мне нужно было попасть

в Лондон вовремя.

По прибытии в Неаполь стало ясно, что если я буду

следовать дальше на пароходе через Гибралтар, то окажусь в

Лондоне слишком поздно. Колебания были недолги. Моих средств,

к счастью, как раз хватало, чтобы оплатить проезд через Европу

по железной дороге. Я расстался с пароходо*м и приехал

в Лондон в тот день, когда антарктическая секция Конгресса

собралась на свое последнее заседание.

В Лондоне мне повезло. Я встретил там профессора Ингвара

Нильсена, делегированного на Конгресс университетом

Христиании. Он с большой предупредительностью оказал мне полную

поддержку.

Важность сообщений, которые я собирался сделать, была

принята во внимание, и на рассмотрение антарктической

проблемы был выделен еще один день с тем, чтобы дать мне

возможность доложить Конгрессу мои материалы. И вот на другой день

после моего прибытия я выступил в Лондоне, в Королевском

обществе, перед многочисленной аудиторией из географов всего

цивилизованного мира—в черном сюртуке профессора Нильсена.

Дело в том, что портной, как я объяснил профессору, не успел

сшить мне сюртук.

Среди участников заседания, на котором председательствовал

профессор Неймайер, находились: сэр Джозеф Гукер, уже

старик (в 1841 году он был спутником Росса), адмирал Оммэни, сэр

Джон Мёррей (известный ученый, входивший в состав

экспедиции на «Челленджере»), сэр Клементе Маркем, генерал Грили

{руководитель широко известной американской экспедиции

в Гренландию), австрийский полярный исследователь Юлиус

Пайер, Генри М. Стэнли и многие другие.

Я изложил скромные результаты поездки на «Антарктике»

и сообщил вкратце свой план будущей экспедиции на

южнополярный континент. После этого развернулась дискуссия, в конце

которой выступил сэр Джон Мёррей. Очень лестно для меня

и ободряюще прозвучали его слова о том, что важность моих

наблюдений не поддается оценке.

Директор морской обсерватории в Гамбурге, Неймайер,

предложил резолюцию, единогласно принятую. Она имела

следующее содержание:

«Шестой международный лондонский конгресс 1895 года

признает, что изучение антарктических районов является

важнейшей, но еще не выполненной географической задачей. Учитывая,

что почти все отрасли науки могут получить многое в результате

антарктической экспедиции, Конгресс рекомендует научным

обществам всего мира сделать все возможное, чтобы еще до

окончания настоящего столетия приступить к этой работе».

После Росса в течение полувека изучением Антарктики по

существу никто не занимался. Эта резолюция вдохнула новук>

жизнь в исследовательскую работу по Антарктике. Она оказывала

мне огромную поддержку в той напряженной работе, которая

последовала за Конгрессом.

С самого начала было ясно, что в Норвегии я не смогу

раздобыть средств на выполнение своих антарктических замыслов.

Моя родина, кроме того, уже принесла большие жертвы на