У каменных столбов Чарына

Он долго сидел, покуривая и поглядывая на тихую воду бобрового плеса. На этот раз он подумал о том, что шкура бобра — это тебе не лисица и не ондатра, а куда дороже! И, слава тебе господи, никто про это место ничего не знает.

2

Седому бобру было больше двадцати лет. За свою долгую жизнь он не раз сталкивался с людьми, но ему, по-видимому, попадались все хорошие и добрые люди, иначе как бы бобр дожил до столь почтенного возраста? Два раза его переселяли из одного водоема в другой, и бобр, кажется, поверил в то, что люди, в общем-то, звери безобидные и не так уж страшные, хоть бывает и причиняют всяческие хлопоты. Человек в его понимании был существом особым в мире природы, и его он опасался меньше всех. Видимо, такое отношение к человеку сложилось у Седого в течение долгой жизни в заповеднике. Сказывалось и то, что на бобров везде охота запрещена.

Охотоведы, занимающиеся акклиматизацией животных, конечно, знали, где нужно выпускать бобров. Речка, в которую привезли Седого и бобриху Бурую, была вполне нормальной рекой, с мелями и плесами, с лесом вдоль берега. Но, наверное, она в чем-то уступала тому водоему, где жили бобры прежде. Иначе как объяснить, что бобры ушли из нее прямо по суше? Быть может, они пытались отыскать свой водоем? Откуда им было знать, что родные места очень далеко и добраться до них невозможно? Никому точно неизвестно, когда и куда они ушли, но эта пара исчезла из-под наблюдения егерей, о чем и было записано в журнале учета…

Бобры поднялись вверх по течению насколько можно, и когда речка превратилась в узенький ручеек, Седой вышел на берег и направился в лес. Бурая шла за ним… Случись по пути волк, рысь или какой-нибудь другой крупный хищник — этот путь стал бы для них последним.

Ночью прямо над их головами раздался жуткий крик: ух-у-ух! Бобриха Бурая, забыв от страха, что она не на воде, шлепнула по траве плоским хвостом, так бобры подают сигналы тревоги. Оба бобра припали к земле и долго лежали без движения. Сверху с сухой ветки смотрел на них филин, выкатив круглые желтые глаза и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Странные звери! Таких в лесу он еще не видел!

Бобры шли по тропам, пробитым какими-то животными. На одной, тропе они нос к носу столкнулись с барсуком. Седой щелкнул челюстями и приготовился к обороне, но осторожный барсук и не думал нападать на них. Свернув с тропы, он побежал и скрылся в лесу.

Чуткие ноздри Седого поймали сырой запах земли и болотной травы. Он торопливо повернул на этот запах. И Бурая пустилась за ним, она вся извелась от страха на этой неудобной и опасной земле, где некуда даже уйти от опасности; случись непредвиденное — пропадешь!

Лучше ли была Углинка той речки, которую оставили бобры? Вряд ли! Но бобры, уставшие, натерпевшиеся страху за время скитаний, и не помышляли о дальнейшем путешествии…

Речка, к которой случайно вывели бобров глухие звериные тропки, извиваясь, текла то по степи, то через лес. Местами она была быстрой и бурной, но в большей своей части текла медленно, огибая лесистые низины, журча по перекатам и совсем останавливаясь в глубоких омутах. В низинах росли березы, ольхи, осины.

Это была вода! Бобры плавали, плескались, ныряли, словно обезумели от радости! Успокоившись, они стали подыскивать место для поселения. Бурая ждала потомства! Бобры выбрали не очень глубокий плес. Левый берег реки здесь был крут и обрывист, правый — низкий. У самой воды теснились деревья, за ними зеленел луг.

В крутом берегу Седой и Бурая выкопали нору с выходом прямо в воду, жилое помещение располагалось выше уровня воды, в нем всегда было сухо и тепло.

Никогда прежде в Углинке не жили бобры, а теперь появились. В середине мая Бурая родила двух бобрят.

Ночью, чавкая по грязи копытами, приходил к плесу старый одинокий лось. На голове его черной корягой росли большие рога. Лось наклонялся к воде, сильно и громко дыша, пил… Напившись, долго стоял на берегу, и с губ его падали в воду звонкие капли.

Приходили табуном дикие свиньи, валялись в болотце, в самой грязи, после них плыла по воде черная илистая муть… Как-то раз Седой хлопнул хвостом по воде и свиньи, треща кустарником, понеслись в лес. Несколько раз Седому удавалось таким образом прогонять свиней, но в конце концов они привыкли к шлепкам и перестали обращать на них внимание. Напрасно старался Седой, изо всех сил бил по воде хвостом.

Под водой в любое время можно было видеть небольших рыбешек, сверкали пугливые стайки плотвичек, неторопливо ходили полосатые, черно-зеленые окуни. Иногда заплывала длинная щука, тогда Бурая очень волновалась и не спускала глаз с маленьких бобрят.

И еще здесь жил странный зверь с красивым пушистым мехом. На суше он казался неуклюжим и неловким. Лапы у него были короткие, он не шел, а как-будто перетекал с одного места на другое. Плавал же он быстро, ловко и бесшумно, как рыба. Хорошо нырял и мог подолгу оставаться под водой. Зверем этим была выдра! Вот такие соседи окружали бобров, поселившихся в речке Углинке.