У каменных столбов Чарына

Ранним утром мы выезжаем из города Уштобе. Сначала машина легко бежит по асфальту, потом начинается трясучий щебнистый грейдер. Мелкая белесая пыль застилает горизонт, набивается в глаза, рот, уши… Некуда деться от пыли. Лица людей, сидящих в машине, становятся серыми, а брови и ресницы рыжими и пушистыми.

С правой стороны от дороги тянется зеленая полоска тугайной растительности, иногда неожиданно откроется и сверкнет расплавленным золотом крутая излучина Каратала или заблестит на солнце болотце, заросшее осокой и тростником.

А слева мелькают один за другим низенькие барханы, то голые, в извитых ветряных полосках, то поросшие редкой пустынной растительностью. Песчаные акации покачивают голыми, пепельного цвета, ветками, да в отдалении виднеются невысокие кустарнички астрагала, усыпанные фиолетово-розовыми крапинами бутонов. Вот такая пустыня в начале мая…

Это пески Жаманкум, то есть Плохие пески. Откуда появилось такое название, никто не знает. Пески как пески. И здесь, как в других пустынях, зацветают белые эремурусы, поднимаются голубоватые свечи заразихи. Пасется скот, стоят юрты, да кое-где белеют голые еще рощицы саксаула.

За Жаманкумами начинается пустыня Бестас — Пять камней. Но меняется только название, а местность точно такая же… И вряд ли кто отыщет здесь пять камней, давших название сотням квадратных километров песчаного пространства.

…В голубом небе, распластав крылья, легко кружит большая сильная птица, орлан-белохвост…

Много километров пройдено по Прибалхашью: пешком, на машине, в лодке. Много всякого довелось увидеть, но сейчас я хочу рассказать об орланах-белохвостах. Я не занимался специально поисками этих птиц. Не хватало времени — вечно подгоняла работа, иные задания и цели. Орланы встречались по пути. Сколько их было? Не знаю. Может, и не очень много. Удалось узнать только о судьбе шести гнезд.

В мае у орланов уже взрослые птенцы, поэтому в гнездо можно заглянуть без всяких неприятных последствий для птиц. Родители птенцов не бросят. Они могут бросить кладку… Но яйца откладываются очень рано, чаще всего во второй половине февраля, еще до начала весны. И, наверное, поэтому среди местных стариков-казахов ходит интересное, но, конечно, наивное, поверье. Они рассказывают, что орланы, отложив яйца, на некоторое время покидают гнездо. Ведь совершенно необходимо по их словам, чтобы яйца прихватило морозом и скорлупа треснула, иначе птенец никак не сможет выбраться из яйца.

Первое гнездо, судьба которого, как и многих других, сложилась драматично, я увидел у реки Каратал.

Очень своеобразны азиатские реки. Мутные, неудобные для любого судна и даже опасные. На весельной лодке по ним можно плыть только вниз, а вверх не выгрести из-за сильного течения.

Я вышел на моторной лодке. И на первом же перекате сел на мель. Пришлось раздеться и лезть в воду. Кое-как, упираясь в песчаное, ползущее под ногами дно, удалось столкнуть лодку. Течение сразу подхватило ее, рвануло и понесло! Я едва успел ухватиться на борт. Неспокойная вода в Каратале. Нужно быть внимательным. Я направляю лодку то к левому берегу, то к правому, стараясь держаться поближе к обрывам и подальше от пологих участков суши. По фарватеру вода пенится, бурлит, ходит кругами. Близко к берегу тоже плыть опасно, там может оказаться затопленное и невидимое сверху дерево.

И все-таки хороши эти реки! Сейчас часа три, почти полдень. Там, где мелко, вода покрыта рябью и вся искрится. Огоньки вспыхивают и снова гаснут… Миллион солнечных зайчиков!

Позабыв, что надо следить за фарватером и мелями, я засмотрелся на игру света. За каждым поворотом открывается что-то новое: длинные песчаные отмели, густые тальники, широкие, как шатры, ивы. А вот и туранги появились. Крона у туранги широкая как бы приплюснутая, ствол странным образом изогнут, наклонен или разветвлен. Редко увидишь две одинаковые туранги. В каждом дереве что-то свое, особенное и неповторимое…

Лодка неожиданно тычется носом в какое-то препятствие и резко останавливается. Я едва не вылетаю в воду. Мель! Длинная песчаная коса тянется от островка почти до середины реки. На отмели, у самой воды, лежит похожее на огромную кучу мусора, гнездо… Оставив лодку на косе, я бреду к нему по колено в воде. Оказывается, одна из туранг разломилась надвое, и вершина вместе с гнездом упала на землю. Видно, вода в Каратале поднималась высоко, в гнездо нанесло ила и грязи. Само гнездо прочное и надежное и, не повались дерево, еще долгие годы служило бы какой-то крупной хищной птице.

Напротив островка вижу маленькую землянку и причаленную лодку.

Из землянки выходит щуплый старик и, заслонившись ладонью от солнце, разглядывает меня.

— Здравствуй, — отвечает он на мое приветствие и прищуривается. — Лодка, вижу, егерская, а тебя что-то не признаю.

Я называю себя, он представляется коротко:

— Яков!

— А по отчеству?

— Зови Яков, — отвечает он. — Я так привык…