Читаем У капцюрох ГПУ полностью

Цэнтрам салавецкага жыцьця зьяўляецца гэтак званы «Крэмль». Гэта комплекс былых манастырскiх будынкаў, абкружаных навакол тоўстым мурам. Колiшнiя цэрквы, саборы, келяткi манахаў — усё перароблена на памешканьнi для вязьняў. Зь пяцёх брамаў, якiя вядуць у гэтую цытадэлю, толькi адна адчыненая для вязьняў; пры ёй i ўдзень i ўначы стаiць варта, пушчаючы толькi тых вязьняў, якiя маюць выдадзеныя ўладамi пропускi.

Крэмль разам з навакольнымi будоўлямi становiць як-бы мястэчка на самазабясьпечаньнi, у якiм ёсьць розныя патрэбныя дзеля вялiкшага згуртаваньня людзей установы. Дык ёсьць тутака гарбарня, закладзеная шчэ тады, як на абтоку жылi манахi, ёсьць фабрыка, якая вырабляе патрэбныя для салавецкiх параплаваў мэталёвыя часткi, ёсьць электрастанцыя, цагельня, кравецкiя й шавецкiя варштаты, пiльня, млын, ганчарня; тутака-ж здабываецца торф i вядзецца сельская гаспадарка, якая — з прычыны лiшне кароткага лета — разводзiць адно толькi бульбу, капусту, рэпу ды моркву. Збожжа не дасьпявае. На морскiм узбярэжжы ў бараках жывуць рыбакi, якiя дастачаюць вастрожнай адмiнiстрацыi сьвежую рыбу, а што шчэ важней — выяжджаюць на ловы славутых салавецкiх селядцоў, якiя тут-жа й соляць, запакоўваюць у бочкi ды высылаюць. Бо салавецкiя селядцы прызначаныя на экспарт. Толькi вышэйшая адмiнiстрацыя на Салоўках мае права на гэтыя «ласоткi»: вязьням iх не даюць.

Ува ўсiх гэтых установах i прадпрыёмствах працуюць толькi вязьнi: яны тутака i за iнжынэраў, i за аграномаў, кiраўнiкоў, кнiгаводаў, майстроў, работнiкаў. Бо тут сустракаюцца прадстаўнiкi самых разнастайных прафэсiяў: прафэсары, артыстыя, iнжынэры, музыкi, лекары, акрабаты, земляробы, танцоўнiцы, работнiкi, ксяндзы, папы, афiцэры старое расейскай армii, судзьдзi з царскiх часоў, a побач iзь iмi зладзеi, бандыты, усялякiя афэрыстыя, прастытуткi, чэкiстыя, хабарнiкi й iнш.

Мала гэтага: большую частку наглядачоў набiраюць пасярод вязьняў. Гэтак званы вольны нагляд (зь нявязьняў) становiць ледзь колькi дзесяткаў асобаў. Рэшта — гэта былыя чэкiстыя цi бальшавiцкiя вайсковыя, якiх выслалi ў лягер за розныя праступкi ды якiя выконваюць адпаведныя зь iхнай спэцыяльнасьцяй абавязкi. Як i вольныя наглядачы, яны маюць стрэльбы й даўгiя савецкiя шынэлi, з таею толькi розьнiцай, што на каўняры замiж чырвонай адзнакi носяць чорную. I трэба сьцьвердзiць, што гэтыя зьняволеныя наглядачы былi шмат стражэйшымi, шмат больш вымагальнымi i шмат менш гуманiтарнымi ў дачыненьнi да сваiх таварышоў-вязьняў, чымся наглядачы вольныя. Бо на Салоўках заведзеная такая сыстэма, што кажны, хто меў нейкую ўладу, прыгнятаў тых, хто яму падлягаў: дзесятнiк бязьлiтасна прыганяў звычайнага работнiка, кiраўнiк прадпрыёмства быў пострахам для ўсiх нiжэйшых працаўнiкоў. Кажны стараўся выслужыцца, падлабунiцца начальству, дастаць нейкую палёгку — цi то дазвол жыць у васобнай каморцы пры прадпрыёмстве замiж агульнай, поўнай блышыцаў роты, цi дазвол купляць якiя-небудзь прадукты, цi — i гэта было найважней! — трапiць у сьпiс тых, якiм зьмяншалi час адбываньня кары.

Зьменшваньне кары

Раз на год, увосенi, прыяжджала на Салоўкi камiсiя з Масквы, якая складалася з вышэйшых агентаў ГПУ з Глебам Бокiм, апякуном салавецкага лягеру, на чале. Камiсiя пару дзён палявала ў салавецкiх лясох, вечарамi банкетавала, а ўрэшце падпiсвала сьпiс вязьняў, якiм зьмяншалася кара на паўгоду, на год, а часамi й на два гады. Сьпiс быў ужо загадзя нарыхтаваны тутэйшым начальствам, дык ня дзiва, што кажны стараўся нечым выбiцца ўваччу гэтага начальства, здабыць ягоную ласку ды такiм парадкам трапiць у гэны сьпiс, аб якiм усе лятуцелi.

Аднак дарма, што гэтая сыстэма прыгону да працы й эксплёатацыi людзкое сiлы да апошнiх межаў,— работа не давала пажаданых вынiкаў. Заўсёды нешта неўдавалася. Цi то шавецкiя варштаты ня выканалi заказаў, прадугледжаных у пляне работаў, цi цагельня «падвяла», цi iзноў пiльня зацягвала выкананьне дадзенага ёй заданьня, цi нешта iншае «кульгала». Ведама, у такiх выпадках за невыкананьне пляну адказваюць вязьнi, якiя займаюць адказныя становiшчы, i той, хто ўчора пачуваўся панам, сяньня варочаецца да палажэньня звычайнага работнiка, або — яшчэ горш! — трапляе ў карную роту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия