У каждого свое проклятие

– Я посижу с ней, – сказала Галина Павловна. – А ты иди в кухню... там Боря... я его позвала на помощь... он расскажет...

Марина кивнула, подоткнула дочери одеяло и вышла на кухню. Там было не продохнуть от сигаретного дыма. Алексей, который не курил уже несколько лет, жадно затягивался сигаретами старшего брата.

– Это Димас, – сказал Борис и затушил в уже переполненной пепельнице окурок.

– Димас?! – ничего не понимая, переспросила Марина.

– Да, парень из соседнего подъезда. Ему уже лет двадцать...

– Двадцать?! – ужаснулась Марина и вспомнила багровое кольцо вокруг губ дочери. – Так он что... он ее... – Она ни за что не смогла бы выговорить страшные слова.

– Думаю, нет, – покачал головой Борис. – Но мог бы. Во всяком случае, собирался это сделать. Он не рассчитывал, что она будет сопротивляться.

– Ничего не понимаю. – Марина развела руками и плюхнулась на табуретку. – Анечка и какой-то Димас...

– Видишь ли, он утверждает, что она сама с ним кокетничала и всячески лезла...

– Лезла... – повторила Марина. – Ей всего двенадцать...

– Ну... это он так сказал, что лезла, а на самом деле она, может быть, просто хотела обратить на себя его внимание.

– То-то она зачастила в гости к бабушке, – нервно заметил Алексей. – А я все думал, чего это у Аньки вдруг такая любовь к бабуле проснулась! – Он запалил еще одну сигарету, глубоко затянулся и сказал: – Я убью этого... Димаса!

– Брось, – отмахнулся Борис. – Он уже получил от меня свое, но, похоже, так и не понял за что. Он из такой семейки, где... Да что там говорить! Главное, Аньку больше сюда не водите... пока! Я добьюсь, чтобы этого вахлака в армию все ж таки забрали. Военком знакомый есть.

– Надо срочно показать Аню гинекологу, – мертвым голосом сказала Марина.

– Не надо, напугаешь только. – Борис вслед за Алексеем вытащил из пачки очередную сигарету и сунул в рот. – Димас клялся, что ничего не было. Он ее только целовал, подлюга, взасос... видели, какие у девчонки разводы на лице?

– А если он врет?

– Не-е... Он меня здорово испугался. Сказал, что не смог даже джинсы на ней расстегнуть, потому что она здорово лягаться начала. Так только... по груди, как он выразился, полазил...

Марина всхлипнула, уронив лицо в ладони.

– Успокойся, Маришка! – Борис положил ей на плечо руку. – Считай, обошлось... Могло быть куда хуже...

Марина закаменела. Все могло быть хуже? Все могло вообще быть по-другому, если бы она не...

* * *

После смерти Ванечки Марина так и не смогла наладить отношения с Павлом, как ни старалась. В ту первую брачную ночь, когда молодой муж ее безжалостно изнасиловал, что-то в ней будто выключили. Огонь любви к Павлу, который казался негасимым, иссяк. Сначала Марина решила, что он еще теплится и можно как-нибудь его заново раздуть. Она и приехала из роддома с Ванечкой в дом к Епифановым, чтобы раздувать.

Сначала заниматься обновлением отношений с мужем было некогда, а потом, когда бедный Ванечка умер, вроде бы что-то между ними опять разгорелось. Они даже провели несколько красивых ночей, когда Марине казалось: вот-вот... еще немножечко, и она снова станет любить своего Пашеньку, как прежде... Но ночи кончались, и таяли надежды на возрождение былой любви. Мало того, таяли надежды и на то, что Марина еще когда-нибудь сможет забеременеть. Они не предохранялись, но дети не хотели больше зарождаться в ней.

В общем, после смерти сына Марина не жила, а, как принято говорить, влачила существование. Она настраивала себя на то, что их жизнь с Павлом ничуть не хуже, чем у других. Очень многие пары живут без особой любви и не тужат, ведут совместное хозяйство и вместе проводят свободное время. В этом смысле у нее все было в порядке. Павел во всем ей помогал, никогда не чурался самой грязной домашней работы. Даже интересы у супругов Епифановых совпадали. Они оба любили классическую музыку, потому часто ходили в филармонию. И в театры ходили. Марина даже как-то была с мужем на футболе. Похоже, этот футбол и стал началом конца. То есть конечно же не футбол. Просто именно после этого матча, когда «Зенит» проиграл, Павел по пути домой купил бутылку коньяка и почти всю ее выпил. Марина подозревала, что пил он не столько по поводу проигрыша любимой команды, сколько из-за собственной проигранной жизни. Он не мог не чувствовать, что жена его не любит, а лишь напрасно насилует себя. Что-то такое про натужную любовь он и пробурчал перед тем, как заснуть за кухонным столом.

Марина вынуждена была позвать Алексея, чтобы помог ей дотащить Павла до их комнаты. Алексей помог. Они вместе уложили его на диван и в четыре руки стащили с него свитер и брюки. Когда Марина укрыла мужа одеялом и сказала его брату подобающие случаю слова благодарности, тот не ушел.

– Спасибо, Леша, – еще раз произнесла Марина. – Ты можешь идти...

– Никуда я не пойду, – заявил вдруг Алексей и уселся в кресло напротив дивана. Он указал рукой на Павла и сказал: – Ты же его не любишь! Дураку понятно!

– Тшшш... – шикнула на него она.