У каждого свое проклятие

– Давай ты, Боря... Боюсь, голова закружится...

Борис кивнул, встал на табуретку, открыл дверцу антресолей и спросил:

– Ну... и что достать?

– Там... у стенки... небольшой дощатый посылочный ящик...

Борис вгляделся во тьму антресолей, пошарил в их глубине рукой и сказал:

– Да... есть... Доставать?

– Доставай...

Борис вытащил из недр навесного шкафчика небольшой грязно-желтый ящичек, спрыгнул с табуретки, поставил его на стол комнаты и сделал рукой жест, который призывал Галину Павловну показать то, что она только что пообещала. Жалко вжав голову в плечи, она подошла к ящичку, сняла покоробившуюся от времени крышку и достала из него какой-то предмет, завернутый в старый, истершийся посадский платок. Когда она разбросала в стороны концы платка, взору присутствующих предстала круглая жестяная коробочка из-под леденцов монпансье, которые в советское время за копейки можно было купить на каждом углу. Под крышкой жестянки оказались необыкновенной красоты старинные и, похоже, очень тяжелые серьги с изумрудами в виде капель. Между изумрудами и застежкой находился затейливый бантик, усыпанный мелкими прозрачными сверкающими камешками.

– Как переливаются... – ахнула Марина. – Неужели бриллианты?

– Не знаю, – отозвалась Галина Павловна. – Эти серьги мне подарил на свадьбу отец Аркадия – Матвей Никодимович.

– Я никогда не видел, чтобы ты их носила, – покачал головой Борис.

– Я не носила... Почти...

– Почему? – удивилась Марина. – Они такие красивые!

Борис оттеснил Марину от серег, пристально в них вгляделся, поднял вопрошающие глаза на мать и спросил:

– Они как-то связаны с тем, что происходит?

– Я же сказала, что ни в чем не уверена, потому и говорить обо всем этом не хотела... Похоже на бред сумасшедшего... В общем... когда я надевала эти серьги, непременно случалось что-нибудь ужасное... Конечно, я далеко не сразу начала связывать несчастья с серьгами. Я их носила в медовый месяц, почти не снимая. У меня было темно-зеленое крепдешиновое платье с белыми цветами. Серьги были сделаны будто по заказу специально к нему. В медовый месяц я сломала руку, потом Аркадия еле спасли от гнойного аппендицита. А потом... после... умер Егорушка... Я долго не надевала серьги, поскольку они нарядные, праздничные, а у нас горе... А потом родился ты, Боренька, крепкий, здоровенький, красивый... Когда тебе исполнился годик, я опять надела серьги. В тот же день на коляску налетел соседский мопед. Ты чудом жив остался.

– Я не догадалась бы связать это с серьгами, – задумчиво проговорила Марина.

– Я тоже, – кивнула Галина Павловна, – но Аркадий вдруг потребовал, чтобы я сняла их. Оказалось, что серьги пыталась носить еще его покойная мать, и, по слухам, их очень не любила. Говорила, что от них затылок ломит. Я спросила, почему он мне об этом сразу не сказал. Он ответил, что никогда в жизни не доверял слухам. Думал, что у матери болела голова от других причин, а она, не желая лечиться, списывала все на серьги. А сам Аркадий тогда был слишком мал, чтобы заняться анализом и составить собственное мнение. В общем... мы заложили серьги в ломбард. Через несколько дней этот ломбард ограбили и даже убили нескольких служащих. Бандитов быстро взяли. По квитанции нам вернули серьги и потребовали обратно деньги. Деньги мы уже частично потратили, пришлось занимать... В общем, еле выкрутились. После этого Аркадий пытался продать серьги знакомым. Никто не хотел брать, потому что стоили они немало. Я пыталась подарить их подруге. Та через несколько дней вернула. Сказала, что от них очень уж болят уши. Хотела как-то нищенке серьги отдать, так она с криком «Проклятые!» отшатнулась и даже бросилась от меня бежать. Аркадий пытался расспросить о серьгах отца, но тот сказал: «Не нравятся, так отдайте обратно!» Мы отдали, а когда он умер, они опять к нам вернулись. Были зажаты у мертвого свекра в кулаке... Свекровь велела забрать их и продать или... куда-нибудь деть... Так и сказала: «От греха! Они с мертвого!» Аркадий ослушаться мать не смог, но и продавать их не стал, потому что... ну... вы уже знаете, что мы и раньше пытались от них избавиться...

– Насколько я поняла, мать Аркадия Матвеевича тоже рано умерла? – спросила Марина.

– Почти сразу после рождения дочери Ольги. Какую-то бациллу подцепила в роддоме. Так и не смогла оправиться. Роддом тот, говорят, после нескольких смертей рожениц закрыли.

– Так что, эти серьги принадлежали бабушке? – спросил Борис.

– Нет, они именно епифановские. Достались Матвею Никодимовичу от родителей.

– Стра-а-анно... – протянул Борис. – Откуда у нашей прабабки со стороны отца могли взяться такие серьги? Дед рассказывал, что они жили в страшной нищете. Чуть ли не самое бедняцкое хозяйство было в деревне.

– Не знаю, сынок... – покачала головой Галина Павловна.

– Может быть, с ними связано какое-нибудь преступление? – предположила Марина.

Галина Павловна в ответ на это только пожала плечами.

– А может быть, про эти серьги что-то знал папин брат Федор? – пришло в голову Борису.