У каждого свое зло

— Ой, да что вы! — Алла была сама вежливость, хотя про себя подумала: «Только твоей помощи мне и не хватало!» И еще подумала: «Это небось бабка велела ей проследить за мной, не иначе!»

И тут же убедилась, что ошиблась, потому что блондинка Марина вдруг решительно встала со своего диванчика и сказала, не отрывая глаз от бумажек:

— Если я вам не нужна — я лучше пойду на кухню, не буду мешать. А вы, если что — сразу зовите. Хорошо?

— Хорошо, хорошо, — заверила ее Алла, решительно подходя к роскошному лежбищу Антона Григорьевича уже со шприцем в руках.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, Аллочка! — радостно сказал старик, приподнимаясь ей навстречу на локтях; весь сон разом слетел с него — Алла видела, что он действительно рад ей.

— Мне даже неудобно: вы меня вон как встречаете, а я такая на самом деле бяка! — Аллочка делала свое дело и привычно чирикала, как принято у медсестер, когда они не покрикивают на больных. — Видите, опять я вас разбудила, Антон Григорьевич! Я бы и рада приезжать к вам попозже, но у меня столько вызовов! И туда надо съездить, и сюда, и все на своих ногах — машин-то нам никто, сами понимаете, не дает…

— Да что вы такое говорите, Аллочка! — Чувствовалось, он рад и ее словам, и ее кокетству, и что он, воспринимая это кокетство как некую необходимую для дела игру, готов ее и понять, и поддержать. — Что значит — вы меня разбудили, если я вам, честное слово, так рад! Вы фея, ей-богу, фея, мой ангел-избавитель, а вы говорите — бяка! Фу, слово-то какое нашла! — Он на мгновение замолчал, прислушиваясь к себе — не рано ли обрадовался, не заломило ли все же где-нибудь.

Да, эта Алла была молодец, честное слово — он даже не почувствовал укола…

— Ну, вот и все, — весело сообщила она, снова пряча шприц и все остальное в специальный несессерчик. — Ждите меня, Антон Григорьевич, завтра, в это же время. Хорошо? Вы уж правда простите меня, что пришлось не вовремя вас сегодня потревожить.

— Да ну что вы, Аллочка, господь с вами! Какая там тревога, какое беспокойство! Вы лучше скажите, только честно, как мои дела, а? — Он даже опять сделал такое движение, словно собирался приподняться ей навстречу.

— Это что вы такое придумали, Антон Григорьевич! — строго остановила больного Алла. — Вам сейчас ни в коем случае двигаться нельзя, пока укольчик не рассосется. Ни вставать нельзя, ни беспокоиться, — добавила она многозначительно. — А вообще-то зря вы так волнуетесь. Ничего у вас страшного, обычные для вашего возраста ревматические явления. Курс лечения назначен вам вполне своевременно, так что… — Она на секунду задумалась, а потом вдруг предложила: — А давайте-ка я вас послушаю, а? Хотя я, как говорится, всего лишь простая медсестра, тем не менее опыт у меня уже ого-го какой! Со мной иногда даже лечащие врачи советуются…

Она запустила руки в свою вроде и небольшую, но, кажется, совершенно бездонную сумочку и извлекла из нее на этот раз новенький стетоскоп.

— Ну вот, ну вот, — говорила она через полминуты, прикладывая блестящую мембранку к худой старческой груди, — что и требовалось доказать. Шумов лишних никаких нет, сердце работает как часы, Антон Григорьевич, так что вы еще побегаете, побегаете! И запомните: у вас самый тривиальный ревматизм, что в вашем возрасте дело обычное. Конечно, ревматизм штука такая… От него даже митральный клапан может пострадать, но тут уж все от вас зависит. Ну, от вина, женщин и прочих… легкомысленных возбудителей придется, увы, отказаться. — Она рассмеялась, а взгляд ее при этом прокурорски задержался на журнальном столике возле постели. Она взяла стоящую на нем фаянсовую кружку, заглянула внутрь, понюхала. — Шутки шутками, Антон Григорьевич, а вот кофе обязательно следует исключить.

— Кофе — это да… Виноват, Аллочка…Понимаю, что вредно, но, знаете, привык. Другой раз в последнее время так трудно просыпаться… Сегодня, например, открыл глаза, а голова — как не моя. Все в тумане. Да и с памятью не то что-то… А как кофейку крепкого выпью — так вроде и получше… Да я и всего-то чашечку, Алла, неужели мне хотя бы этого нельзя иногда себе позволить?

— Чашечку? — переспросила Алла, тыча пальцем с массивным золотым колечком в сторону поллитровой фаянсовой кружки. — Вот эту бадейку вы называете чашечкой?! Знаете, Антон Григорьевич, я просто обязана буду доложить обо всем вашему лечащему врачу. Думаю, он отменит мои визиты. Какой смысл в наших уколах, если вы так себя ведете? Нам до завершения курса всего ничего, а вы… Или, может, вы хотите в больницу?

— Не приведи господь! — замахал на нее руками больной.

— Ну вот, видите, — мягко сказала Алла, — не хотите. Значит, слушайтесь меня, и все будет хорошо. Курс завершите — станете как огурчик, хоть жени вас. И ревматизм ваш пройдет — если, конечно, будете слушаться, — снова повторила она, строго сводя брови.