У каждого свой путь(СИ).Тетралогия

— Завтра они наверняка встретятся. Вот завтра и подкараулить за околицей. Встретимся в одиннадцать вечера возле дома Захаровых. Там от елки темень.

— Годится. Я спать пошел.

Толян усмехнулся и направился домой. На его душе снова стало спокойно, словно Маринка уже вернулась в компанию. Он, всегда такой щепетильный в вопросах чести, даже не подумал в тот момент, что поступает подло.

Александр днем попросил у командира разрешения зайти поговорить. Собинов был в хорошем настроении и кивнул:

— Проходите, товарищ старший лейтенант! Какой у вас ко мне возник вопрос?

— Товарищ подполковник, вы вчера сказали о соревнованиях. Я принял к сведению, но прошу разрешить проводить тренировки в одиночестве на полигоне в лесу. Не хочу, чтобы смотрели и под руку советы давали. Сами понимаете, это нервирует. Когда результат будет, я вам продемонстрирую. На данный момент я себя хорошим стрелком не считаю.

Петр Леонидович встал из-за стола:

— Очень хорошо, что вы так критично относитесь к себе. Ну, что ж, я не возражаю и прекрасно вас понимаю. Распоряжение на выдачу вам снайперской винтовки СВД, табельного пистолета “ТТ” и боеприпасов к ним, я подпишу сегодня. С завтрашнего дня можете начинать тренировки. Естественно, в свободное время. У вас есть два месяца, чтобы хорошо подготовиться.

Степанов подкинул руку к козырьку:

— Есть! Разрешите идти?

— Можете быть свободны.

Вечером, во время свидания, он рассказал о разговоре Марине:

— Послезавтра я после обеда свободен. Лозовой нас прикроет. Уже договорился. Начнем тренировки. Я тут описание винтовки стащил и ее технические характеристики. Хочешь посмотреть?

— Конечно.

Он вытащил из нагрудного кармана несколько сложенных листков и протянул ей:

— Никому не показывай, а то меня за подобное “художество” под трибунал отправят.

Она спрятала листочки во внутренний карман куртки:

— Никто не увидит, даже родители. Обещаю!

— Ты знаешь, где полигон находится?

— Прекрасно знаю. Несколько раз смотрела на стрельбы. Ох и покатывалась! Лучше, чем в цирке!

Саша удивился:

— Почему?

— Командир части распоряжается стрельбами, а сам все пули “за молоком” послал. Я видела, как парень с двумя звездочками вдоль погона проверявший мишень, специально гвоздем дырки ковырял, пока мишень снимал. А потом удивлялся в меткости командира и все говорил: “Надо же вам, Петр Леонидович, так стрелять!”.

Степанов вытаращил глаза:

— Это ты сама слышала?

— Конечно. Я метрах в пятнадцати наверху лежала.

Офицер расхохотался и прижал ее к себе:

— Маринка, как же ты меня насмешила! А прапорщик какой из себя был?

— Коренастенький, с кривыми ногами. Не идет, а катится!

— Ясно, о ком ты говоришь! А еще что видела?

— Из солдат только один хорошо стреляет: высокий и худой, как палка. Лицо бледное и сплошь в веснушках. Уши торчат, словно листья мать-и-мачехи. Он мало времени на прицеливание берет. Остальные солдаты его обижают.

— В каком плане?

— Толкают, насмехаются. “Лопухом” зовут и все по ушам норовят стукнуть. Будь я на его месте, устроила бы потасовочку! А он терпеливый. Ты можешь его защитить?

— Почему ты просишь об этом?

— Когда они его достанут, он их всех просто перестреляет. Они все черные, а он такой светленький один. Они наглые и считают его слабаком, но это не так. Я видела, как временами сверкали его глаза. Я бы поступила именно так.

Степанов внимательно поглядел на нее и произнес задумчиво:

— Кажется, ты права. Обещаю разобраться.

Они дошли до дуба и встали под ним. Она поковыряла каблуком землю, глядя исподлобья на Сашу. Мужчина молча притянул Маринку, провел ладонью по лицу и вздохнул:

— Марина, как ты ко мне относишься? Я тебя не пугаю?

Она светло улыбнулась, глядя в его глаза:

— Ни чуточки. Мне так хорошо с тобой. Я сегодня целый день на уроках на часы смотрела. Думала о тебе…

— И что ты думала?

Девушка смущенно рассмеялась, провела ладонью по его плечу. Торопливо спросила:

— Смеяться не будешь?

Саша погладил ее по волосам:

— Не буду.

— Я всем сердцем хочу, чтоб ты был рядом постоянно. Я так мало тебя знаю, а мне кажется, что мы сто лет знакомы. Что я тебя и раньше знала.

Он потер висок:

— Такое же чувство и у меня… Будь тебе восемнадцать — предложил бы замуж, а так — ждать буду, когда повзрослеешь. Только боюсь, что ты потом более молодого найдешь.

Она с неожиданной силой обняла его за шею и прижалась. Прошептала в ухо:

— Мне никто не нужен, кроме тебя. Наверное, девчонки так не говорят, но я росла с мальчишками и привыкла резать правду в лицо. Так вот — я тебя люблю! Я никого не хочу видеть, кроме тебя. Я тоскую без тебя. — Испугалась собственной смелости и отпрянула в сторону: — Извини, я тороплю события. Терпения во мне мало, это даже отец говорит…

Даже в темноте он заметил, как ее лицо побледнело. Знал, что она ждет ответа, но медлил. Слишком уж неожиданным было ее признание. Степанов собрался с мыслями: