— Если в щель, хоть одним глазком…
Доктор улыбнулся:
— Одним глазком можно, но так, чтоб вас она не видела.
Врач сам помог ему увидеть Степанову. Он вошел в палату оставив дверь приоткрытой. Костя жадно смотрел на заострившееся, постаревшее и все равно такое родное лицо.
В это самое время в Грозном, в районе площади «Трех богатырей», открылся невольничий рынок. На продажу были выставлены сотни российских солдат и офицеров. Как во времена рабства, покупатели не гнушались заглянуть пленнику в рот и осмотреть мышцы. Даже малые дети-чеченцы уяснили с первых дней, что иметь пленника-раба выгодно. Его можно продать, подарить, обменять и даже убить. За малейшую провинность раба беспощадно наказывали. Хотя по Хасавюртскому договору предусматривалась выдача всех пленных. Условия снова выполнили лишь российские войска, чеченские бандиты плевать хотели на соглашение.
Россия еще только выводила свои войска из Чечни, а там уже начали во всевозможних диверсионных школах обучение террористов. Из оставшихся в живых волчат подрастали молодые волки, впитавшие воинствующий ваххабизм с малолетства. Бен Ладен отправлял огромные средства в Ичкерию, поддерживая подготовку к новой войне против России. На него началась охота американских спецслужб. Штаты назначили огромное вознаграждение за информацию, которая помогла бы схватить саудовского террориста.
Огромные партии наркотиков стали регулярно переправляться через Чечню, Таджикистан и Киргизию в Россию и другие республики. Бен Ладен наладил связь с русской мафией и заручился их поддержкой. Его не особо заботил тот факт, что партнеры не мусульмане, главное — они покупали наркотики и давали ему деньги на развязывание войны. Усама лелеял план в будущем уничтожить всех не мусульман, но пока решил не заострять на этом внимания. Бизнес — прежде всего, это стало его девизом.
Марина начала поправляться. На третий день она попробовала встать. Причем выбрала для этого момент, когда никого из медиков в палате не было. Она специально притворилась спящей. Ослабевшие ноги подкосились. Костя, все эти дни сидевший на стуле у дверей палаты, влетел на стук. Легко подхватил на руки и застыл, глядя ей в лицо. Женщина смотрела на него удивленно. Он заметил, что того света, какой играл у нее в глазах раньше при виде его, больше не было. В душе все обмерло. Оба молчали. Силаев положил ее на кровать. Укрыл одеялом и хрипло попросил:
— Прости меня, Марина. От ревности в глазах помутилось…
Она отвернулась, так и не произнеся ни слова. Костя решил, что она не желает разговаривать и это конец для него. Он развернулся и выскочил из палаты, не желая мучить ее тягостным разговором. Степанова обернулась на стук закрывшейся двери и тихо заплакала: у нее просто перехватило горло. Она пыталась прийти в себя от его неожиданного появления. Почерневшее усталое лицо Кости поразило женщину. Марина поняла, что он не отходил от нее. То, что произошло, показалось таким незначительным. Ведь он все равно вернулся! И вот ушел, не дождавшись слов…
Силаев на ходу вызвал в больницу охрану для Марины, сказав, что уезжает. Предупредил охрану на входе, чтоб никого не пропускали и ушел. Через двадцать минут к госпиталю подъехала «Волга», но полковника внутри уже не было. Он, поймав частника, мчался на квартиру Марины. За пару минут собрал вещи и уехал в управление. Он ни слова не сказал охране о своих планах. Буквально через минуту после его ухода, в квартиру позвонил Оленин и спросил Силаева. Услышав от Швеца отрицательный ответ, горестно воскликнул:
— Черт возьми! Снова ушел!
Костя в дежурной части выяснил то, что ему было нужно, так и не показавшись на глаза генерала. В душе все запеклось от боли, но он не винил Марину, считая виноватым себя. Просидел ночь на вокзале, ни на секунду не сомкнув глаз, а на следующий день улетел на Моздок попутным транспортником.
Через сутки он приступил к работе. Старался забивать себя делами под завязку, чтобы не думать и не вспоминать. Вечером валился с ног от усталости, но сон все равно не шел. Вновь и вновь он видел перед собой Марину, чувствовал тяжесть ее тела на руках и скрипел зубами, проклиная себя.
Марина через неделю, едва начав двигаться самостоятельно, потребовала у врачей выписать ее. Боль от нового ухода Кости мучила, но она старалась не показывать вида, как ей плохо. Вацлав замечал временами неподвижный горестный взгляд, но ничего не говорил. Бредин дважды пытался уговорить отказаться от депутатства и поберечь себя, но Степанова упорно отказывалась. На десятый день она все же добилась выписки из госпиталя и вернулась в городскую квартиру.
Долго стояла на пороге спальни и смотрела на диван. Швец и Сабиев ушли на кухню, чтобы сготовить. В последнее время мужики часто коротали время на кухне, все равно погода не располагала к прогулкам. Доставали книги по кулинарии и пытались сготовить что-нибудь оригинальное, раз уж появилось свободное время. Они не слышали произошедшего разговора. Андриевич подошел и встал рядом со Степановой: