У каждого свой путь

«Воровской закон» запрещал ворам работать где-либо и малейшим образом сотрудничать с властями, включая и службу в армии. Воры, не участвовавшие в Великой Отечественной войне, считали, что воры, призванные на фронт, пошли на сотрудничество с властью, предали блатные идеи, и называли участвовавших в боях заключенных «автоматчиками», «военщиной», объявив их по своему воровскому закону «суками». Отсюда и пошло название происшедших событий.

Согласно исследованию, проведенному В. А. Бердинских, с начала формирования системы ГУЛАГ в 1930-е годы лагерное начальство для обеспечения выполнения спущенных сверху производственных планов опиралось на «социально близких элементов», – воров и прочих уголовных преступников, – те, сами не выходя на работы, насильственно принуждали политических заключенных и лиц, осужденных за преступления на бытовой почве (бытовиков) к выходу на работы (как правило, на валку леса, копание каналов, строительство железных дорог и др.), и являлись важным подспорьем для администрации в обеспечении выполнения производственной программы и одновременно в поддержании режима террора по отношению к «изменникам родины». Но к концу военного и началу послевоенного времени «блатные» вышли из-под контроля, а регулярно сменяющееся лагерное начальство утратило контроль над сложившейся ситуацией. В некоторых лагерях «блатные» распоясались настолько, что диктовали свою волю не только рядовым зекам, но и заключенным, назначенным администрацией на должности бригадиров и даже вольнонаемным, нередко прибегая к убийству непослушных, чтобы запугать всех остальных.

Варлам Шаламов, сидевший в то время в лагерях и являвшийся очевидцем этих событий, указывает несколько иную причину появления «сук». Бывшие уголовники-фронтовики, вернувшись с войны, на воле снова занялись своей привычной преступной деятельностью (грабежами, убийствами, воровством и т. д.), их, естественно, стали ловить и отправлять в лагеря. Среди них встречались и бывшие воры в законе, причем достаточно авторитетные до войны. Однако воры в законе, придерживавшиеся старых блатных понятий и не попавшие на фронт, отказывались признавать авторитет уголовников-фронтовиков. Тогда фронтовики – бывшие воры в законе, чтобы вернуть себе потерянный статус и власть на зоне, предложили сотрудничество администрации, под предлогом наведения порядка на зоне и искоренения блатных и якобы для улучшения производственных показателей. На что обманутая лагерная администрация поначалу согласилась и стала оказывать «сукам» открытую поддержку.

Привыкшие к крови и боевой обстановке заключенные-фронтовики, особенно те из них, которые прошли через штрафбаты, образуя в лагерях свои собственные коллективы, естественно, вступали в конфликт с установившейся блатной иерархией и были готовы бросить ей вызов. Лагерное начальство сквозь пальцы смотрело на начинавшуюся войну для восстановления контроля над лагерным населением и прекращения воровской вольницы. С молчаливого одобрения начальства в исправительных учреждениях разразилась «сучья война», вылившаяся в настоящий уголовный террор, породивший свирепые междоусобицы между воровскими группировками разных «мастей». Воюющие группы преднамеренно размещались вместе, и администрация не сразу подавляла возникающие побоища или не подавляла вовсе, давая возможность хорошо организованным вновь прибывшим заключенным физически уничтожить соперников из числа лагерных старожилов.

Дополнительным катализатором «сучьей войны» стала отмена в СССР высшей меры наказания 4 февраля 1948 года. В период с 1948 по 1960 гг. за убийство другого заключенного виновный, уже отбывающий максимальный срок наказания, составлявший 25 лет, получал несколько месяцев или лет лишения свободы, и его срок заключения вновь ровнялся 25 годам. Это обстоятельство, которое условно можно свести к тезису «нечего терять» (больше 25 лет все равно не дадут), выступало дополнительным фактором, побуждающим к взаимному истреблению.

«Суки» быстро оценили важность массированного давления и стали активно вербовать в свои ряды «законных» воров. «Уговоры» осуществлялись либо путем жестокого избиения одного вора несколькими «суками» («трюмиловка»), либо просто угрозой смерти, либо всяческими уловками, в которых могли участвовать и сотрудники исправительно-трудовых учреждений.

Если вор по собственной воле или по принуждению соглашался принять новый закон, он должен был поцеловать нож и навсегда становился «ссученным». А. Э. Левитин-Краснов описывает следующий ритуал:

От блатного требуют, чтобы он совершил три символических действия. Во-первых, ему дают грабли, и он обязан два-три раза провести ими по «запретке» (запретная зона около забора распахана для того, чтобы следы беглеца были видны). Далее, ему вручается ключ от карцера: он должен (в сопровождении толпы ссученных) подойти к карцеру и собственноручно запереть замок на дверях. И, наконец, заключительный акт: он должен поесть со ссученными. После этого он уже сам ссученный, и теперь его будут резать блатные.