У каждого своя цена

— Значит, так: «Испанский миллионер Сезар Монтарес захотел Розалинду с той минуты, как увидел; подобной электризующей страсти ему еще не доводилось испытывать. Сезар не уважал охотниц за деньгами — любовниц или пустых красавиц жен, но Розалинда не соглашается стать ни той, ни другой. Сезар узнает, что у нее есть тайные долги. Теперь он может купить ее как любовницу, и Розалинде ничего не остается, как заплатить назначенную им цену». Bay, как заводит… Попрошу высказываться.

— Самая романтичная сцена — когда он заметил Розалинду в ресторане на берегу моря… Сразу понял, что именно ее искал всю жизнь. Почему обычные парни так себя не ведут? — возмутилась Кортни.

Уверена, Сэмми такой, подумала я, позабыв про окружающих.

Собравшиеся добрых двадцать минут обсуждали любимых персонажей, сюжетные повороты и любовные сцены, прежде чем перешли, так сказать, на личности. Три часа мы наперебой говорили о происшествиях на работе, выслушивали бесконечные сетования на семейную жизнь, но в основном разговор вращался вокруг мужчин.

Была почти полночь (причем я так и не уложила вещи), когда зазвонил интерком.

— Да? — отозвалась я, нажав кнопку.

— У меня в холле мистер Уэстон, хочет тебя видеть, Бетт. Пропустить его наверх?

— Филип? Здесь? Сейчас? — изумилась я, не сознавая, что произнесла это вслух, пока Симус не ответил:

— Да, так и есть, Бетт.

— Но я не одна, — запаниковала я. — Симус, попроси Филипа позвонить, когда он доедет к себе домой!

— Бетт, любимая, нажми кнопочку, впусти меня. Мы с моим приятелем — как тебя зовут? Симус? Хороший здоровяк, хороший! — распиваем пиво и говорим о том, какая ты славная. Будь умницей, позволь подняться!

Я окинула взглядом рваные джинсы и потрепанную футболку, гадая, зачем Филип заявился в полночь. С нормальным парнем такого вопроса не возникло бы, но Филип никогда не ломился к девушкам, будучи подшофе, хотя и привез меня к себе пьяную в стельку… От этого воспоминания меня замутило.

— Пошло все к черту, — вздохнула я. — Поднимайся.

— Боже мой, Филип Уэстон здесь? Сейчас? — У Джеыи, судя по голосу, перехватило дыхание. — Но мы все ужасно выглядим. Ты просто как чучело!

Она была права, но времени прихорашиваться не осталось.

— Бетт, не надейся, что отмолчишься. Мы уходим, но приготовься все объяснить на следующем заседании клуба, — зловеще процедила Вика.

— Ты говорила, будто статьи в «Сенсациях Нью-Йорка» — ложь, а Филип Уэстон ходит к тебе по ночам? Мы заслуживаем пикантных подробностей! — подхватила Кортни.

Послышался стук в дверь, а потом глухой удар в коридоре. Я открыла дверь, и Филип вкатился в квартиру.

— Бетт, дорогая, я слегка перебрал, — пробормотал он, привалившись к стене.

— Вижу. Заходи. — Я буквально втащила Филипа на себе.

Мои гости расступились, чтобы дать нам дорогу к дивану.

— Филип Уэстон, — выдохнула Джени.

— Единственный и неповторимый, — ухмыльнулся тот, оглядевшись вокруг, прежде чем тяжело осесть на задницу. — Куколка, откуда все эти потрясные пышечки?

Кортни поедала его глазами добрых десять секунд, прежде чем повернуться ко мне:

— Бетт, мы уже выметаемся. Девочки, а ну пошли по домам. Оставим Бетт и Филипа наедине. Она все нам расскажет на следующем заседании клуба. Кстати, что на повестке?

Алекс подняла над головой «Любовницу магната», наклонив так, чтобы всем было видно:

— Предлагаю эту.

— Договорились, — отозвалась я. — Все прочтем к следующему разу. Спасибо за компанию.

— Нет, это тебе спасибо, — улыбнулась Джени.

— Не могу дождаться подробностей свидания, — шепнула Джил.

Проводив девчонок, я повернулась к пьяному англичанину, развалившемуся на моем диване:

— Чай, кофе?

— Джин с тоником, любимая. Хочу маленький стаканчик перед сном.

Поставив чайник, я села в кресло напротив, не в силах придвинуться ближе — запах перегара валил с ног. Пары спиртного источались порами кожи, как это бывает у парней, не просыхавших целый вечер, пропитывая воздух на пять футов вокруг характерным запахом мужского студенческого общежития, где обитают первокурсники. При этом Филип ухитрялся выглядеть восхитительно: темный загар скрывал зеленоватую бледность, наверняка заливавшую сейчас его лицо, а слипшиеся пряди волос спутались самым живописным образом.

— Ну и где ты был сегодня вечером? — Я прикидывала, успеет ли он протрезветь к завтрашнему перелету.

— О, везде, дорогая… Чертова репортерша целый вечер ходила за мной хвостом со своим гребаным оператором. Я велел им отвалить, но думаю, они и сюда за мной увязались. — Он потянулся к Миллингтон, которая, взглянув на него, зарычала и отошла. — Иди сюда, малыш, иди, поздоровайся с Филипом. Что это с твоей собакой, любимая?

— О, она всегда с подозрением относится к длинным пьяным англичанам в туфлях от Гуччи на босу ногу. Ей-богу, ничего личного.

Почему-то это показалось Филипу страшно смешным, и он едва не прикончил диван своими конвульсиями.

— Ну, раз она не хочет здороваться, иди, поприветствуй меня как следует!

Чайник засвистел. Миллингтон съежилась на полу темной ванной, слегка дрожа.

— Любимая, не стоило так беспокоиться, — произнес гость уже более связно и осмысленно.