Читаем У каждого своя цена полностью

Внешность хозяина квартиры отвлекла меня настолько, что я даже забыла, что меня тошнит: его загар казался еще темнее по контрасту с обтягивающей, как вторая кожа, белоснежной футболкой, широкими белыми брюками и самыми красивыми и яркими зубами, какие мне доводилось видеть во рту англичанина. Вылитый Энрике из «Любовницы магната», просто просится на суперобложку.

— Э-э-э… да, мне лучше. Раньше я никогда… Боюсь, я даже не помню, как тебя зовут.

Видимо, вспомнив, что я живой человек, а не постельная принадлежность, красавец присел рядом со мной на подушку.

— Филип. Филип Уэстон. Ни о чем не волнуйся — я привез тебя сюда только потому, что не нашел второго такси и не хотел плутать по Ист-Сайду. Между нами ничего не было. Я не какой-нибудь онанист-извращенец, я юрист, между прочим… В голосе сильнее проступил английский акцент представителя высшего общества.

— О-о… Э-э-э… спасибо огромное. Клянусь, я не думала, что так напьюсь, но, к сожалению, ничего не помню после нашего танца.

— А, ну бывает. Паршивое утро, правда? День начался с неприятностей. Обретенное после йоги душевное равновесие — коту под хвост из-за всякой дряни.

— Сочувствую.

«Ты, по крайней мере, не просыпался в чужой постели в незнакомой квартире», — подумала я, но решила не возражать.

— Домработница собиралась стирать простыни «Пратеси» в кипятке. Мне что, за ручку ее водить? Я спрашиваю, мне ее каждую минуту контролировать? Не схвати я ее за руку, случилась бы катастрофа!

«Голубой». Ну конечно, «голубой». Как развеселый приятель Энрике, Эмилио. Не передать словами, какое облегчение я ощутила.

— А что могло случиться?

Свои простыни я стираю в горячей воде и сушу в машине, так они быстро становятся мягкими. Правда, постельное белье я покупаю в «Таргете»72, зато не забиваю голову мыслями о простынях.

— Что могло случиться? Ты что, шутишь? — Красавец прошел в другой конец комнаты и попрыскал шею туалетной водой «Хельмут Ланг». — Она бы сожгла основу, кордные нити, вот что! Комплект постельного белья стоит четыре тысячи долларов, а домработница едва не уничтожила простыни!

Поставив флакон, парень принялся похлопывать себя по щекам. Хочется надеяться, что втирал в золотистую кожу лосьон после бритья, хотя это наверняка был какой-нибудь увлажнитель.

— О! Я не поняла. Не знала, что существуют такие дорогие простыни. Заплати я такую сумму за постельное белье, тоже бы забеспокоилась.

— Да. Извини, что тебе пришлось все это выслушать. — Он стянул футболку через голову, обнажив безупречную, скульптурной лепки грудь, и ушел в ванную. Какой, можно сказать, стыд, если он гей, раз такой красавец… В душе обильно полилась вода. Потом он вышел, имея на себе из одежды только полотенце. Вытащив костюм и рубашку из облицованного дубом стенного шкафа, он вручил мне мою одежду, сложенную аккуратной стопкой, и тактично вышел из комнаты, пока я переодевалась.

— Сама домой доберешься? — спросил Филип, причем голос доносился откуда-то издалёка. — Мне нужно на работу. Ранняя встреча.

Работа?! Господи, я совершенно забыла! В панике взглянув на будильник, я немного успокоилась — всего пять минут восьмого. Красавец уже сходил на йогу и вернулся, а ведь мы не могли приехать сюда раньше трех утра. Единственный урок йоги, который я посетила, оставил мимолетные, но болезненные воспоминания. Полчаса я стоически терпела муки первого занятия, когда реплика инструкторши о том, что тридцать секунд в позе полумесяца заменяют восемь часов сна, заставила меня невольно фыркнуть. Тренерша тут же привязалась ко мне — дескать, в чем проблема? У меня хватило ума удержаться от вертевшегося на языке вопроса, почему никто не просветил людей о чудесах позы полумесяца и отчего много веков человек тратит треть жизни на сон, вместо того чтобы замереть на полторы минуты, прогнувшись в пояснице. Вместо этого я пробормотала «концептуальное заявление» и незаметно ушла, пока инструкторша смотрела в другую сторону.

Коридор оказался длиннее, чем вся моя квартира. Пришлось идти на голос, чтобы отыскать нужную комнату. Прекрасные цветные абстрактные картины на стенах, темные деревянные тонированные полы — из настоящего дерева, не «нью-йоркский паркет»73— оттеняли строгого стиля мебель на металлических каркасах. Квартира выглядела, словно выставочный образец обстановки «Линь Розе»74, собранный в жилой квартире. Я нашла еще одну ванную с туалетом, спальню, гостиную, кабинет со встроенными книжными шкафами от пола до потолка, двумя супернавороченными компьютерами и стойкой для бутылок вина и, наконец, кухню. Филип, стоя за гранитной барной стойкой, кормил хай-тековскую соковыжималку кроваво-красными апельсинами. Я недовольно отогнала мысль, что у меня тоже есть соковыжималка, где не распакован даже консервный нож.

— Ты занимаешься йогой? Никто из моих знакомых не ходит на йогу.

Знакомых традиционной ориентации, добавила я про себя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза