У каждого своя война

- Ты на кого хвост подымаешь, Милка? — Гаврош шагнул к ней, наступив на окурок. — Я ж к тебе как к человеку пришел, а ты скалишься. Вечером у меня соберемся?

- Нет, — отрезала Милка. — Разошлись, как в море корабли. Не понял, что ли? Могу повторить.

- От меня бабы просто так не уходят... — с ухмылкой покачал головой Гаврош.

- А вот так они от тебя уходят? — Ярость заплескалась в глазах Милки, и она хлестанула мокрой тряпкой Гавроша по лицу. Гаврош успел отклонить голову, и удар пришелся по плечу, брызги грязной воды легли на щеку.

- А-ах ты, с-сука... — процедил Гаврош, вырвав тряпку из руки Милки и замахиваясь, чтобы ударить.

Милка инстинктивно согнулась, закрывая голову руками. И рука Гавроша с тряпкой медленно остановилась, опустилась, тряпка шлепнулась на пол. Гаврош обнял ее, попытался прижать к себе — Милка сопротивлялась, все так же закрывая лицо и голову руками, бормоча бессвязно:

- Отстань, кому сказала... Чокнулся, да? Отстань… ну что ж ты навязался на мою голову, господи…

Гаврош не отставал, он затащил Милку в «пенал», схватил за руки, разведя их в стороны и пытаясь поцеловать Милку в губы. Она отчаянно сопротивлялась, вертя головой то в одну, то в другую сторону, но Гаврош был сильнее. Он заломил ей руки и стал валить на узенькую кушетку, приговаривая сдавленно:

- Ладно тебе... Забыла, да? Кончай дурочку валять, Милка... Ну чего ты, а? С тобой же по-хорошему, а ты целку из себя строишь... — Он повалил ее наконец, руки жадно зашарили по груди.

- Нет... — задыхалась Милка. — Никогда больше… нет! — Она хлестанула его ладонью по лицу, раз, другой, уперлась ему в грудь руками — откуда только силы взялись. Боже мой, да что она так взъярилась-то? — мелькнуло у нее в голове. Будто у нее раньше этого с Гаврошем не было, будто она действительно девочка-недотрога, ну одним разом больше... И тут же вспыхнуло в памяти рас терянно-счастливое лицо Робки, когда он обнимал ее на этой кушетке, бормотал что-то бессвязное, — и она снова ударила Гавроша по лицу, вцепилась ногтями ему в щеку.

Он рванул на ней платьице, но, когда ногти Милки впились ему в кожу, оставляя глубокие борозды, он взвыл от боли — несколько кровяных бороздок появились на щеке. Милка выскользнула из-под него, прижалась к стене, закрывая на груди разорванное платье.

- Нет! Никогда больше, понял?! Нет!

- Сука ты... Я твоему Робертино козью рожу сделаю…

- Только попробуй! Лучше скажи, откуда у тебя денег столько?!

- Молчи, тварь! Денис Петрович дал!

- За красивые глаза, да? А может, сам взял? В пустом магазине, куда мы за водкой ходили, забыл, да? А теперь эта кассирша за тебя в тюрьму сядет? А ее детей ты кормить будешь? Вор в законе! Морда ты позорная, понял? Дрянь!

Гаврош коротко и сильно ударил ее в скулу. Милка ойкнула, колени подогнулись, и она упала на кушетку.

А Гаврош ударил еще и еще. Милка вскрикивала, закрывала лицо руками. Гаврош навалился на нее, жарко дыша в лицо.

- Только вякни кому-нибудь — убью, как мышь, — со свистом шипел он. — Не я, так другие найдутся, запомни... И Робертино твоему башку отвернут, как шайбу с болта! — Войдя в раж, он еще раз сильно ударил ее в скулу. Милка уже не вскрикивала, лежала, откинув голову, закрыв глаза. Он изнасиловал ее такую, оглушенную, почти бесчувственную…

Встал с кушетки, застегнул брюки и медленно вышел из «пенала». На пороге оглянулся — Милка лежала на кушетке в задранном до живота платье, белые голые ноги вытянулись. Гаврош скривился от неожиданной боли и обиды, прикусил губу. Ему вдруг стало жалко и Милку, и себя, и острая ненависть к Робке пронизала его до пяток. Он прошел по коридору, открыл и с силой захлопнул дверь. От этого звука Милка очнулась, медленно подогнула под себя ноги, застонала, всхлипнула и заревела навзрыд.

- Гад... гад... — шептала она сквозь слезы. — За все заплатишь, гад…

Она вдруг резко поднялась, сняла с себя изорванное платье, достала черную длинную юбку. Она одевалась с лихорадочной торопливостью, всхлипывая и утирая слезы. Желание отомстить овладело ею всей, и других мыслей в голове не возникало. Она твердо знала, что сейчас сделает, и совершенно не думала о том, что будет потом, не думала, какая опасность может грозить ей.

Продолжая всхлипывать, она выскочила из квартиры, каблучки дробно застучали по лестничным ступенькам.

Она вышла из дома и заспешила по переулку. И тут судьба на какое-то время отвела от нее беду. В темноте она налетела на Робку. Он шел к ней. На углу они столкнулись — Милка едва не сбила его с ног.

- Милка, ты? — Робка вглядывался в ее зареванное, распухшее от побоев лицо. — Что случилось, Милка?

- Робка... Робочка-а... — Милка громко разревелась, уткнувшись ему в грудь, и ее худые плечи мелко вздрагивали. Робка растерянно гладил ее по плечам, по распущенным, спутавшимся волосам.

- Милка, миленькая... ну что ты, Милка…

Понемногу она успокоилась, Робкиным платком утерла слезы, с облегчением вздохнула — слезы освобождают от гнетущего тумана беды.

- Пойдем погуляем? — Она как-то жалобно взглянула на него.