У каждого своя война

Теперь-то вы так просто Борьку Крохина не возьмете…

Он дошел до столовки на Пятницкой, потоптался у входа, потом поймал пацана шпанистого вида, велел ему зайти и спросить на раздаче, работает ли сегодня Милка. Пацан сходил, скоро вернулся и сообщил, что работает, но он ее не видел, потому что Милка была на кухне.

- Молоток! — одобрил Борька и сунул пацану в ладонь трешник.

Он направился дальше по улице — как раз напротив столовой был маленький скверик, Борька расположился там на мокрой лавочке, закурил и стал ждать, чувствуя, как медленно намокают под дождем спина и плечи. Потом он поднялся и дошел до пивной, находившейся в ста метрах. Там было не протолкнуться, но Борька пролез без очереди, огрызнувшись пару раз, когда его пытались остановить, затем взял две кружки и, пристроившись за столиком в углу, где уже было трое людей, стал медленно пить пиво. Закурил. Лениво оглядывал забитый людьми зальчик — люди толклись, разговаривали, курили, разделывали воблу и другую вяленую рыбу, доливали в кружки с пивом водку. Было жарко. Борька сдвинул кепку на затылок, допил одну кружку, принялся за другую. Соседи по столику’ спорили о футболе — старая история, кто лучше: «Спартак», «Динамо» или ЦСКА.

Спорили на повышенных тонах, матерились безбожно, оскорбляя друг друга самыми распоследними словами, и никто при этом не обижался, в перерывах между руганью смеялись, подливали водку и пиво, ребята были все молодые, безусые. Борька посмотрел на них пристально, вдруг сказал:

- Зачем матюкаетесь, шнурки?

Ребята замолчали, удивленно глядя на Борьку, потом один спросил:

- А тебе что? Не нравится — уши заткни.

- Нехорошо матюкаться, некультурно, — зловеще улыбнулся Борька, обнажив золотой зуб. — Еще раз услышу — заткну хайла всем. Доступно объяснил? Ребята молчали — каким-то звериным чутьем они уловили опасность, исходящую от этого взрослого парня, почти мужика, да еще — «кепарь», белый шарфик, черное бобриковое пальто — так одевались блатные и приблатненные, а с ними связываться не рекомендовалось. Ребята молчали. Борька допил вторую кружку, усмехнулся, подмигнул одному из троих ребят, сказал на прощание:

- До свидания, кореша, жизнь глупа и хороша…

Каково же было удивление Борьки, когда, подойдя обратно к столовой, он увидел у входа мокнущего под дождем Робку.

- От черт... — досадливо сплюнул Борька. — Не было печали... — Он остановился на углу скверика, за фонарем, и смотрел на противоположную сторону, на вход в столовую, раздумывая, как быть дальше. Посмотрел на часы — без семи девять, сейчас столовая должна закрыться. Уходили последние посетители, вывалилась подвыпившая компания парней и девушек.

У одного была гитара. Компания двинулась, галдя, по проезжей части, и редкие машины испуганно объезжали ее. Гитарист терзал струны, и все хором пели, но слов было не разобрать. И вот наконец вышла Милка. Борька понял это по тому, как дернулся Робка, окликнул ее. Она обернулась, что-то ответила и быстро пошла вперед, наклонив от дождя голову. Робка понуро поплелся следом, не пытаясь ее догнать, но и не отставая слишком далеко. Плелся, как собачонка, которую наказал хозяин.

- Урод... — пробормотал презрительно Борька и сплюнул. — Дешевка…

И он двинулся за ними, держась на почтительном расстоянии. Он видел, как раза два Робка пытался остановить Милку, догонял ее, хватал за руку, что-то говорил, то ли прощения просил, то ли убеждал в чем-то.

Милка вырывала руку, резко отвечала, прогоняла его, если судить по жестам. Борьке приходилось прижиматься к стенам домов или прятаться за стволами старых тополей с голыми мокрыми ветвями.

Когда Борька понял, что скоро они придут к дому Милки, он быстро перебежал улицу и пошел проходными дворами мимо сараев, помоек с раскрытыми мусорными ящиками, через пустые дворы и закоулки. Он вышел к Милкиному дому. Кепка настолько намокла, что с козырька тонкой струйкой стекала вода. В свете фонаря снопом неслись к земле сверкающие дождинки.

Борька едва успел спрятаться за углом, как в глубине улочки показалась Милка и следом за ней — Робка. Девушка дошла до подъезда, обернулась, сказала громко:

- Сказала же, не ходи за мной как хвост. Кончено все, Робка, что ж ты такой непонятливый…

- Подожди, Мила... — начал было Робка, но она перебила:

- Не ходи, умоляю тебя! Ну хочешь, прям здесь на колени встану? Ну как мне еще тебя просить, а? Все, Робка, все! Прощай! — и она убежала в подъезд, стуча каблучками. Борька посмотрел на часы, затем осторожно выглянул — Робка все еще топтался у подъезда. Борька некоторое время наблюдал за братом, потом поправил кепку и зашагал в другую сторону.