У каждого в шкафу

Из дневника мертвой девочки

Странные ощущения, я думаю, какому-нибудь специалисту по клиническим депрессиям было бы интересно. Доброму доктору Айболиту от психиатрии. Теперь не только мир существует у меня в двух вариациях, но и мозг мой работает двумя половинами, совершенно автономно. Какая-то из половин, пусть левая, только и способна, что ожидать, когда пройдет время. Подчинись я полностью ей, не открыла бы глаза, не поднялась бы утром с кровати, не оделась, не умылась, рассматривала бы обратным зрением себя внутри и вылизывала соленые лужи, скапливающиеся за ушами, — если лежать на спине, слезы текут по вискам. Но бравая-правая половина велит мне опускать отекшие ноги на пол, переставлять их, имитировать какую-то деятельность в комнате, садиться за стол и работать. Работать над Планом.

А еще я ем. Покупаю в круглосуточном киоске напротив административного корпуса института плитку шоколада« Любимый» , хороший молочный шоколад, пока добираюсь до лекционного зала,« Любимый» уже съеден. В перерыве между парами я пойду к киоску снова, приятно вновь заполучить« Любимого».

Утром съедаю совершенно не девичью утреннюю еду: какие-нибудь макароны с сосисками, если, конечно, удается эти самые сосиски купить по талонам на колбасные изделия. Соседка по комнате нежно называет мой завтрак« новоорлеанским» , она без ума от дурацких« Унесенных ветром» , я абсолютно согласна с Маргарет Митчелл, возмущенной сравнением со своей героиней:« Скарлетт проститутка, я — нет»!

* * *

Немелодичное блямканье домофона. Любопытная Наташа выгнулась и увидела уже знакомую, быстроглазую женщину с забавными разноцветными волосами и в неудобных узких туфлях. Она взбиралась по лестнице, хромая на обе ноги, со стонами и длительными паузами для восстановления дыхания. Туфли с ненавистью сняла у самого порога, отпихнула ногой. Сняла плащ-колокольчик.

— Без изменений, — тихо сообщила она взметнувшемуся Хозяину.

— А, Витечка, — тепло поздоровалась с лысым, — как Абрахам Маслоу? Все ли у него в порядке?

Витечка сморщился.

— Предлагаю пройти в гостиную, — обратился ко всем Хозяин. — Здесь негде присесть, к сожалению, одно канапе…

— Ага, канапе, — сказал лысый и смешно подмигнул.

Сам себе.

— Это вот эту скользкую дрянь ты так красиво называешь? — взвизгнула рыжая. — Это не канапе, горка какая-то. Ледяная. Дайте мне санки.

— Настоящий конский волос, — сдержанно пояснил Хозяин.

Гостиная комната находилась недалеко, за углом, и мало была похожа на гостиную комнату. Так одинаково, по крайне мере, говорили Наташе разные люди, оказывающиеся здесь в разное время.

Скорее можно было представить себя в небольшой кофейне: низкие-низкие квадратные столики темного дерева, низкие-низкие кожаные диванчики, удобные кресла, ворсистый ковер, настоящий камин. Рядом дровница, аккуратные, чистые березовые дрова, даже — дровишки. Классических очертаний кочерга.

У кочерги Наташа и разместилась, аккуратно сложив треугольное лицо на черно-белые пушистые лапки.

С мужчинами она еще могла иметь дело, они хорошо, несладко пахли, хвалили ее красоту и обязательно гладили шерстяной лобик, если Наташа, конечно, этого хотела.

Женщины же могли думать и говорить только о себе и были неинтересны голубоглазой аристократке.

— Может быть, выпить, — не изменил Хозяин своему обычному гостеприимству, — водка, виски, коньяк, — он заглянул в низкий-низкий барчик на колесиках, — мартини…

— Так это конечно, — удовлетворенно отозвалась рыжая, — это уж как говорится: день не пей, два не пей, а в три часа ночи — выпей.