У кладезя бездны. Часть 4

Рим, как таковой — состоит не только из исторического центра, куда даже после прихода к власти крайне правых стремятся попасть туристы со всего света. Рим, это обычный город, правда, очень старый, где живут самые обычные люди: служащие многочисленных учреждений республики и муниципальных, пресловутые мусорщики[64], водители, и прочий рабочий люд. Они просто живут, утром едут на работу, вечером с работы, заходят к пекарю и мяснику — потому что в этой благословенной стране почти нет привычных глазу цивилизованного человека супермаркетов. То, что для туристов большой аттракцион под названием «город с историей в пять тысяч лет» — для них просто жизнь.

Утро еще не вступило в свои права здесь, на Санта Базилио, северо-восточном муниципальном округе Рима. Это место было типичным спальным районом Рима, оно интенсивно застраивалось в тридцатые — сороковые на деньги мафии. Как строит мафия, выходцы с Сицилии — ежу понятно. Сицилийцы были немного не такими, как все итальянцы… скорее они были «концентрированными» итальянцами с примесью других, арабских и африканских культур. Общественное в жизни сицилийца значило очень многое: даже когда земли было достаточно, сицилийцы все равно строились очень тесно, их дома буквально наползали друг на друга. Стоит ли удивляться, что сицилийцы настроили в Риме настоящие муравейники, в узких, почти средневековых улочках которых тьма держалась еще по часу, а то и больше после восхода солнца. Это было не потому, что сицилийцы распиливали выделенный на строительство бюджет — хотя и это было, грех отрицать. Просто — сицилийцы не ведали никакой другой жизни кроме этой. Жизни рука об руку, глаза в глаза.

Если вы окажетесь на Виа Мондольфо, одной из улиц квартала Санта Базилио, которая в полном праве может называться гордым именем «улица» и пойдете от нее на Восток — возможно, вы окажетесь как раз в том самом проулке, о котором пойдет речь. Там их много — восемь, так что шансы оказаться в правильном — один к восьми. Все они одинаковы — узкие, темные, замусоренные, потому что уборщики часто не могут проехать по этим проулкам на своих маленьких юрких машинках: достаточно одному несознательному заехать в проулок на своей машине и voila. Стены этих пещер составляют дома, построенные как раз в те времена. Сейчас это — не более чем доходные дома, сдаваемые на срок от одного месяца.

В одной из квартир на последнем этаже — съемных, конечно — ее жилец проснулся, когда еще не рассвело. Привычно бесшумно, ставя ногу с пятки на носок — прошел в ванную, крутанул холодный кран. Встал под душ, наслаждаясь десятками бичей, стегающих его тело. После Африки — он находил истинное удовольствие в том, чтобы постоять под холодной водой.

Горячая вода здесь была — от газового котла. Но он его никогда не включал — не считал нужным.

Претерпев ставшую привычной для него пытку — человек выключил душ и наскоро вытерся полотенцем. Прошел в закуток, который по какой-то злой насмешке прозвали кухней.[65] Принялся готовить себе завтрак.

Его обед был скромным и непритязательным: он ел на завтрак всегда одно и то же и никогда не пытался разнообразить свое меню. Яичница в четыре яйца, без молока, ветчины, круто посоленная. Немного хлеба. То, что осталось от вчерашнего ужина — обычно, это кусок остывшей пиццы. Немного молока.

Все это он приготовил себе и тут же, на кухне съел в полном молчании и сосредоточенности. Ничто не нарушало тишину — как и все профессионалы, этот человек не купил себе ни радио, ни телевизора: посторонние звуки могли заглушить тяжелые или наоборот осторожные шаги на лестнице, шорох черепицы, едва слышный скрип стеклореза, вырезающего дыру в окне…

Профессионалы…

Покончив с завтраком и вымыв за собой посуду — человек прошел в комнату, которая служила ему спальней и служила бы гостиной — если бы он принимал гостей. Но он не принимал гостей — и спал поочередно то в спальне, то в столовой.

Свой костюм он приготовил еще вчера — темно-синяя форма карабинеров с положенными нашивками и специальным шевроном, удостоверяющим его принадлежность к римской квестуре. Это был не маскарад — это была его настоящая форма. Форма помощника римского квестора[66], которым он последние несколько месяцев и являлся.