Служба, надо сказать, была та еще. Но германские солдаты, дисциплинированные, деятельные, хорошо подготовленные — видали и не такое.
Примерно за час — они перекрыли улицы, которые держали баррикадами из брошенного транспорта, оборудовали огневые точки. Было жарко — город горел — дышать было тяжело, но никто и не подумал снять ни противогаз, ни защитное обмундирование. Их командир, обосновавшись на последнем этаже одного из зданий, где пожар уже потушили — крупными мазками набрасывал эскиз за эскизом, чтобы потом дорисовать. Ну, страсть у человека к рисованию, ну что тут поделаешь. Тем более, что это место — отлично подходило как наблюдательный пункт и здесь, кроме гауптмана находился пулеметный расчет и снайпер.
Снайпер их первый и увидел. Видно было плохо из-за тяжелого, густого, обосновавшегося в улицах и не желающего рассеиваться дыма, дыма заживо сожженного города — но у снайпера был термооптический прицел и он пока работал. Он увидел несколько фигурок, перемещающихся по направлению к ним, к блокпосту германской армии по улице, запруженной брошенными машинами, затянутой дымом, горящей. Здесь уже было немало людей, они хотели выйти — и фельдфебель Бран через некоторые промежутки времени через мегафон объяснял на плохом итальянском, что они выполняют приказ и не могут пропустить никого из города. Ими займутся врачи, когда доберутся сюда и только врачи имеют право выводить людей за пределы оцепленной зоны. Кто-то уходил, кто — то оставался здесь. Кто-то пытался прорываться — но после нескольких точных выстрелов из-за баррикады и короткой пулеметной очереди — оставили подобные устремления. Прямо перед баррикадами — стихийно сложился маленький, но чудовищный лагерь беженцев.
Гауптману это не нравилось. Это — и многое другое. Он уже дважды запрашивал командование, когда прибудут врачи — и оба раза не получил никакого внятного ответа. Ему даже отсюда — неприятно было смотреть на обожженных, раненых умирающих перед баррикадой людей — даже ему, прошедшему ад Африки это зрелище было совсем не по душе. Скрепя сердце, он нарушил приказ и разрешил солдатам передать беженцам немного воды, чистой воды. Еще — он вынужден был отправить одного пулеметчика в тыл, присматривать за посадочной площадкой. У него от увиденного — произошел нервный срыв и истерика.
Хорошо еще, что ветер дует в противоположную от них сторону. Иначе бы они — уже нахватались. Хотя, как объяснил им перед вылетом специалист по ядерной безопасности: ядерный взрыв даже устаревшего устройства первого поколения — не так опасен по части радиации, основная часть радиоактивных изотопов сгорает при взрыве же, температура в эпицентре которого — как в ядре звезды. Гораздо хуже, если произойдет тепловой взрыв ядерного реактора… вот тут и в самом деле можно сильно нахвататься. Но ни гауптмана ни его людей эта короткая лекция не сильно успокоила: одно дело слушать спокойный голос ученого и совсем другое — стоны умирающего ребенка в пяти метрах от тебя.
Еще — он не мог нарисовать воздух. Дело в том, что он здесь был совершенно особенным, такого он не видел даже в африканских пустынях. Он дрожал, как в пустыне, но при этом — в нем было что-то еще. Что-то — что он не мог передать на картине даже при всем его многолетнем таланте живописца.
Снайпер навел прицел на продвигающуюся к баррикаде группу людей — и понял, что что-то не так. Они кого-то то ли вели, то ли тащили, и у них было…
— Оружие! — резко сказал снайпер — наблюдаю людей с оружием в зоне заражения! Идут прямо на нас!
Гауптман отложил кисть. Бесстрашно подошел к выбитому окну, глянул вниз, на улицу…
— Подтверждаю… — недовольно сказал он — пулеметному расчету готовность, передайте готовность вниз.
— Яволь!
— На пулемете готовы!
— Снайпер — один предупредительный!
Снайпер прицелился. Чуть отвел в сторону красное перекрестье прицела. В термооптическом прицеле есть два режима, в одном тепло отображается белым цветом, в другом — черным. Второй режим — рекомендуется использовать днем и в жарком климате. Сейчас — у снайпера тепло отображалось именно черным, черные языки пламени рвались из окон горящей булочной, черные, почти невидимые миражи плясали над улицей. Казалось, что сам ад вырвался в город — и черное пламя поглотит их.
Снайпер нажал на спуск, винтовка отдала в плечо. Глушитель заглушил выстрел…
— У них оружие! Один из них на коленях!
Со стороны улицы — простучала автоматная очередь, как раз с той стороны, где были неизвестные. Пули визгнули по стене, выбивая осколки и пыль.
— Огонь на поражение! — выкрикнул гауптман, отшатываясь назад от окна…
Заработали германские автоматы…