У кладезя бездны

Город без возраста, вечно молодой, вечно привлекательный, город жареных каштанов, маленьких кафе, художников на Монмантре, островерхих крыш и вечного прошлого. Эти чуть горбатые, мощеные камнем улицы не посмели тронуть даже боши - как тут называли немцев. Наоборот - они оставили этот город в покое, словно законсервировав его в вечном декадансе тридцатых. В этот город - немцы приезжали как на экскурсию, как в чужую страну, не смея тронуть ничего чужого, они пялились на красоты Нотр Дам де Пари, фотографировали Дом Инвалидов, Ходили по мосту Александра Третьего, русского царя, подарившего столице Франции этот мост. Париж был словно отдушиной, ноткой безумства в рациональном кошмаре, который окружал немца с самого рождения в отлаженном, работающем как часы механизме Империи. Тем, кто не мог дышать в Берлине с его вымытыми с мылом улицами и штрафами в сто рейхмарок за брошенный мимо урны окурок - сбегали в Африку, вечно молодую и вечно дикую Африку. А те, у кого не хватало духа - все эти унылые винтики бюрократической машины, в своих одинаковых серых костюмах и аккуратных чиновничьих штиблетах - сбегали на выходные в Париж, чтобы хоть немного почувствовать себя человеком.

Париж был юридически свободным городом и фактически европейской столицей секса. Безумного, безудержного, сумасшедшего секса, совсем не такого как в Германии, где за несовершеннолетнюю девочку можно было угодить в концентрационный лагерь, а за мальчика - на гильотину в Моабите. О нет, месье (подмигивание) - здесь это все разрешено (еще одно подмигивание). В разумных пределах, конечно. Самые невинные развлечения в Париже - например, представления в Мулен Руж (Красная Мельница) по меркам строго Германского Уголовного Уложения уже считались преступлением против нравственности и благочиния. Но немцы, эти злые гении дозировки, эти варвары в отличных костюмах, пошитых еврейскими портными в берлинских ателье - они отлично понимали, что греху надо тоже дать место. И они оставили для греха Париж, они заткнули жадную пасть гестапо, оставив лишь Интерпол, они закрывали глаза на все - и скромный правительственный чиновник из Берлина мог, раз в месяц промчавшись на сверхскоростном экспрессе из Берлина в Париж за час - мог всего на один день почувствовать себя живым. Чтобы потом - вернуться и стать безликим, бессловесным винтиком в перемалывающем в пыль народы и страны громадном механизме Рейха.

Секс в Париже делился на две категории - полупрофессиональный и профессиональный. Полупрофессиональный - представлял из себя студентов и студентов многочисленных парижских университетов, пейзанок - вольнослушательниц, всякую прислугу - доступную и молодую плоть. В Париже - точно такое же можно было встретить лишь на Кубе - заработанный в постели капитал не считался чем-то постыдным. Проституцией подрабатывали для того, чтобы оплатить учебу в университете, квартиру, больницу для родителей, погасить долги или что-то в этом роде. В Париже было огромное количество съемных квартир и гостиниц, ибо французы строили совсем не так как немцы: они могли жить в мансарде, в то время, как немцу для счастья нужна была ловушка кирпичных или бетонных стен. Двух - трех клиентов в выходные хватало, чтобы протянуть следующую неделю, шести - семи - не только протянуть, но и заплатить за учебу. Заканчивая учебу и получая диплом - юноши и девушки уходили во взрослую жизнь, находили работу и забывали о бурно проведенной молодости. Французы обладали одним очень хорошим качеством характера - они умели забывать. В то время как немцы - никогда и ничего не забывали. Для того, чтобы снять девушку или юношу - достаточно было просто обменяться взглядом в кафе и показать известный во всем мире знак - потереть большой палец о средний и указательный - деньги. Если объект вашей страсти отрицательно качнет головой - просто обратите внимание на кого-то другого. Долго одни не останетесь. Была еще одна особенность, которую знали лишь те, кто бывал в Париже не в первый раз: девушки намекали на то, что свободны и ждут кавалера, просто расстегивая молнию сумочки. Молния застегнута - девушка занята или развлекаться не хочет. Расстегнута - добро пожаловать в мир райских наслаждений.