У кошки девять жизней (СИ)

Она была права. Было больно, но не так, чтобы совсем плохо. Эту боль можно было терпеть. Но я подумала, почему, собственно, я должна ее терпеть? И сдалась. Легла обратно в постель и потянувшись, сказала:

— Буду спать до обеда. Давно об этом мечтала.

И впервые Эмили не стала спорить. Лишь кротко кивнула и почти на цыпочках вышла. Красота! В кои веки могу поспать, как человек.

На другой день я уже была готова подняться, да и чувствовала, что смогу. Синяки еще побаливали, но я не обращала на это внимания.

— Вам лучше, госпожа? — спросила Эмили, укладывая мои волосы.

— Конечно, — согласилась я, — не понимаю, почему столько шума из-за обычных синяков. Эвелина вчера едва не привязала меня к кровати.

Служанка красноречиво фыркнула, но ничего не сказала. Я погрозила ей пальцем.

— Не дерзи.

— Я ничего не сказала! — показательно удивилась она.

— Зато подумала. И я знаю, о чем.

Будучи совершенно готовой, я вышла из комнаты, медленно дошла до лестничного пролета, все-таки ноги были не вполне готовы принять на себя такую нагрузку. Хоть я и весила не слишком много.

Собираясь спуститься. Я была остановлена воплем: "Стой!" И в самом деле, едва не свалилась от неожиданности. Оглянулась. Ко мне спешил Этьен.

— Подожди, — предупредил он меня, подходя, — я помогу тебе спуститься.

Я вздохнула и подняла глаза к потолку.

— Этьен, — сказала веско, — полагаешь, я не умею ходить?

— Судя по вчерашнему полету, нет, — отрезал он, — давай руку и не смей передвигаться без посторонней помощи. И вообще, тебе нужно было оставаться в постели.

— О Господи, — отозвалась я, подав ему руку, — сколько заботы! Может, отнесешь меня в столовую на руках?

Тут уже вздохнул он

— А что? — не унималась я, — я не против. Было бы очень удобно.

Сжав мою руку, Этьен почти потащил меня вниз.

— Язва, — говорил он по пути, — это как же тебе нужно упасть, чтобы ты научилась держать язык за зубами?

— Если ты будешь меня так тянуть, я точно упаду. Не торопись, у меня синяк на пятке.

Этьен рассмеялся.

— Жаль его нет на языке.

Мы вошли в столовую, где кузен тут же выпустил мою ладонь и чинно прошел к своему месту. Эвелина громко ахнула.

— Зачем ты встала?

— Доброе утро, — отозвалась я, садясь на отодвинутый стул, — все в порядке.

— Но вчера…, - не унималась она, но герцог ее перебил.

— Если знаешь слова, какими можно ее убедить, то говори. Лично я думаю, что таких нет.

— Правильно, — согласилась я, взяв салфетку.

— А мы написали письмо твоему батюшке — не смолчала Эвелина, — завтра он приедет.

— Зачем?

— Как зачем? Ты сильно ударилась.

— Ну и что?

Вопрос был не в бровь, а в глаз, они оба замолчали и долго не могли ничего сказать.

— Думаете его удивить? — продолжала я, пожав плечами, — напрасный труд. Батюшка давно привык к моим падениям. Напротив, он удивится, что я так долго этого не делала.

Кстати сказать, я была абсолютно права. Первое, что сказал отец, когда узнал, что со мной стряслось, было:

— Как, опять? Изабелла, это уже утомительно, честное слово.

— Ну, что я могу поделать? — я развела руками.

— Белла не виновата, — вступилась за меня Эвелина, — ее толкнул Кадо.

— Противный пес, — отозвался батюшка, потрепав присутствующего тут же Кадо по голове, — говорил тебе, не бери его с собой. От него одни неприятности. Надеюсь, он еще никого не покусал?

— Вроде бы нет.

Кадо приподнял голову и приветливо помахал хвостом.

— С него как с гуся вода, — махнул рукой отец, — ты его хоть наказала?

— Я сказала ему, что это плохо.

Присутствующие расхохотались, признавая мои редкие воспитательные способности никуда не годными. Не знаю, может быть я и на самом деле не умею воспитывать животных. Но не понимаю, как можно бить собаку за то, чего она не понимает. Ведь не объяснишь же псу, что нельзя прыгать на меня у лестницы, а в остальных местах можно. Нужно было вообще отучить его так поступать, но теперь-то уже поздно. Кадо искренне не понимает, что натворил нечто из рук вон выходящее. А впрочем, что такого особенного он натворил? Я-то ведь цела и невредима. Ну, не совсем невредима, но переломов нет и все в порядке.

Батюшка тем временем рассказывал о том, как я люблю падать. Не к месту припомнил давнюю историю, когда я упала с дерева и при этом вывихнула ногу. А когда свалилась с крыши сарая, то поломала руку.

— Батюшка! — взмолилась я, — это обязательно нужно было говорить?

Он захихикал с довольным видом.

— Ты, конечно, наставила себе синяков? Кошмар, это не ребенок, а божье наказание. Кто полез на дно колодца, чтобы посмотреть, что там такое? И кто потом четыре часа плескался в ледяной воде, пока тебя оттуда наконец не вытащили? Зато узнала, что же находится на дне колодца. Легче тебе стало от этого?

Я поджала губы и отвернулась. Еще бы вспомнил, как я полезла в подвал и обнаружила там полчища крыс. Уж чего я не люблю до смерти, так это этих милых животных. От одного только вида у меня судороги начинаются. Правда, это отвращение не распространяется на дохлых крыс. Их почему-то я спокойно брала в руки. Только не спрашивайте, по какой причине.