У края бездны

Генерал Деникин ("Очерки русской смуты", т. II. Изд. Поволоцкого. Париж), издаваемый наконец и в России, подробно рассказывает историю корниловского движения. Точно и метко звучит первое же замечание Деникина, включенное советскими издателями в их сборник, очевидно, с целью опорочить Керенского близостью к потенциальному диктатору: "В борьбе между Керенским и Корниловым, которая привела к таким роковым для России результатам, замечательно отсутствие прямых политических и социальных лозунгов, которые разъединили бы борющиеся стороны".

Корнилов не боролся с политической программой правительства, крайне расплывчатой: он хотел остановить развал фронта и тыла.

Свою программу Корнилов изложил уже 30 июля, совещаясь с министром путей сообщения. Тогда же он развернул ее в своей записке Керенскому. Верховный предлагал своему правительству провести мероприятия, обязательные во всякой стране, ведущей тяжелую, длительную войну, тем более в стране, переживающей в военное время грандиозный политический переворот. Характерно, что Ленин, едва захватив государственную власть, немедленно и беспощадно осуществил в интересах своей диктатуры все предложения Корнилова плюс такие репрессивно-террористические нововведения и преобразования, которые Корнилову и не снились (они просто не лежали в области представлений Корнилова о возможном и нужном). Смотрите хотя бы следующую ленинскую директиву:

"ЧЛЕНАМ СОВЕТА ОБОРОНЫ... Хлеб перестал подвозится. Чтобы спастись, нужны меры действительно экстренные... Наличный хлебный паек уменьшить для неработающих по транспорту; увеличить для работающих. П у с т ь п о г и б н у т е щ е т ы с я ч и, н о с т р а н а б у д е т с п а с е н а" (разрядка моя. Д. Ш.}.

Нет никаких оснований сомневаться в том, что слово "страна" в данном контексте означает "большевистская власть".

30 июля 1917 года Корнилов сказал: "Для окончания войны миром, достойным великой, свободной России, нам необходимо иметь три армии: армию в окопах, непосредственно ведущую бой, армию в тылу - в мастерских и на заводах, изготовляющую для армии фронта все ей необходимое, и армию железнодорожную, подвозящую это к фронту". Похоже ли это на директиву Ленина? Требования Верховного главнокомандующего элементарны - в том случае, если Россия намерена была продолжать войну (а Керенский вроде бы намеревался ее продолжать).

На том же совещании 30 июля 1917 года Корнилов предложил, "не касаясь вопроса - какие меры необходимы для оздоровления рабочей и железнодорожной армий", предоставить "разобраться в этом вопросе специалистам... для правильной работы этих армий они должны быть подчинены той же железной дисциплине, которая устанавливается для армий фронта".

Корнилов составил докладную записку для Временного правительства, в которой, по словам генерала Деникина, "указывалось на необходимость следующих главнейших мероприятий: введения на всей территории России в отношении тыловых войск и населения юрисдикции военно-революционных судов, с применением смертной казни за ряд тягчайших преступлений, преимущественно военных; восстановления дисциплинарной власти военных начальников; введения в узкие рамки деятельности комитетов и установления их ответственности перед законом".

Можно задумываться над тем, было ли в конце июля 1917 года правительство Керенского еще в состоянии осуществить эти меры, но бесспорная необходимость этих мер для восстановления боеспособности армии и сохранения режима не вызывает сомнений.

С полным к тому основанием говорит генерал Деникин о "двоедушии, которое проявил Керенский и которое сделало неизбежным окончательный разрыв между ним и верховным командованием".

Это даже не двоедушие (то есть не сознательно лживое маневрирование), а органическая двойственность российского "левого" интеллекта, стремящегося совместить несовместимое, не делая решительного выбора между более или менее определенными позициями своих ближайших соседей справа и слева. Быть демократом, не защищая свободы от посягательств; быть сильным, не принимая мер для своего укрепления. Боясь скатиться до практики диктаторской, не принимать вообще никаких мер во имя стабилизации своего политического положения; страшась чрезмерной, на его взгляд, крутости и прямоты Корнилова, опасаясь, что Корнилов в своем стремлении дисциплинировать, упорядочить фронт и тыл может смести и соглашательского премьера с его кабинетом, Керенский начинает подумывать о принятии на себя обязанностей Верховного главнокомандующего. Между тем вся его нынешняя и предыдущая министерская и председательская деятельность уже доказала его полную неспособность вывести страну и армию из тупика. И он не без оснований боится, что Корнилову и его сподвижникам это ясно.