У края темных вод

Старуха открыла деревянный ящик, первым делом вытащила узкий кожаный ремень и затянула его на руке Терри повыше локтя, скрепив металлическим зажимом из того же ящика. Затем она достала маленькую бутылочку и поставила ее на пол.

— Раньше тут был эфир, — пробормотала она, — но эфир кончился. Придется обойтись без него.

— А эфир для чего? — осведомилась Джинкс.

— Он усыпляет, человек становится как пьяный, — пояснила старуха. — Тогда он не чувствует боли.

— Что же вы дадите Терри, чтобы ему не было больно? — спросила Джинкс.

— Ничего. Единственное, чем могу помочь, — действовать быстро, — сказала она. — Он, скорее всего, в какой-то момент очнется, и тогда вам придется его держать. Держите голову, руки и ноги. Хоть задницей на лицо ему усаживайтесь, главное, чтоб не дергался. — Она сплела старые, узловатые пальцы, легонько потянула их — послышался треск. — За работу!

5

Старуха повернула винт зажима, потуже затянув кожаный ремень на руке раненого, и гной потек отовсюду — из ладони, запястья и предплечья.

— Я отрежу руку пониже локтя, дальше пока вроде бы чисто. Распилю кости и сохраню столько кожи, сколько смогу, но по большей части она уже гниет. Возможно, ее и не хватит, чтобы прикрыть культю. Тогда я сделаю просто шишку с торчащей костью, что гораздо хуже. Но будем работать с тем, что у нас имеется.

Старуха внимательно оглядела нас:

— Сейчас я оттолкну пистолет в сторону, и, если вам охота, вы успеете его схватить. Силы у меня уже не те. Но в таком случае мальчик останется без операции. А если вы схватите пистолет после того, как я сделаю ампутацию, вряд ли у меня будет настроение доделать все как надо. Так что не трогайте пистолет. По глазам вижу, вы строите планы, но говорю вам: даже после того, как я разрежу руку, и распилю кость, и снова зашью, я вам еще понадоблюсь, чтобы его выхаживать. Может быть, он и не выживет, но меня вам придется беречь, потому что если у парня есть хоть единственный шанс, то этот шанс — я.

В коробке нашлись и пилы, и всевозможные лезвия. Старуха выбрала то, что ей требовалось, и велела нам окунуть инструменты в кипевшую и громко булькавшую воду. Она еще туже подтянула винт, так что ремень глубоко врезался в плоть. Терри негромко простонал и снова вытянулся на постели, безмолвный и неподвижный.

Старуха велела нам взять из ящика щипцы, их тоже окунуть в кипяток, а потом ими доставать из котла инструменты и выкладывать на ящик. Я подумала: если эти меры принимаются, чтобы не внести в рану заразу, то насколько чист сам ящик? Но вслух ничего говорить не стала. Как и сказала старуха, лучшего у нас ничего под рукой не было, уж это-то я понимала.

Дождавшись, чтобы лезвия слегка остудились, она прикрепила к ним рукояти — надо сказать, руки знахарки отнюдь не блистали чистотой, — и сказала:

— Теперь держите его.

Жуткое было дело. Сперва она поработала ножом, глубоко врезаясь в плоть, и уже тогда Терри начал кричать. Он кричал и рвался, но Джинкс уселась ему на голову, точно слон, взгромоздившийся в кресло. Я держала Терри за ноги, мама — за вторую руку, а старая ведьма ухватила больную руку, из которой тек гной, и резала и обтачивала, словно копье из нее собиралась сделать, а потом отбросила нож, схватила пилу и вгрызлась. Работала она, как и обещала, быстро, но, когда оставалось совсем уже чуть-чуть, она вдруг остановилась, присела на пятки и стала громко пыхтеть.

Терри вопил так, что мог бы разбудить мертвецов, — и это притом что задница Джинкс расползлась по его лицу, плотно закрыв ему рот. Он кричал и рвался, но мы крепко держали его.

— Силы у меня уже не те, — сказала старуха. — Выдохлась начисто, а кость еще держится. И пила затупилась.

Не говоря ни слова, мама схватила другое лезвие и заменила им прежнее. Она взялась за дело и закончила его в считаные мгновения. Когда кость была окончательно отпилена, старуха, которая, как и обещала, оставила про запас достаточный лоскут здоровой кожи, достала из ящика иголку и нитку и принялась шить.

В какой-то момент Терри перестал вопить, и я было испугалась, не задушила ли его Джинкс своей задницей. Но тут она слезла с Терри, и я убедилась, что он дышит. Он просто отключился.

Старуха тяжело дышала, и мне казалось, я слышу, как колотится ее сердце, точно мотылек, тщетно бьющийся изнутри о стенки кувшина.

Джинкс подобрала с пола пистолет.

— Операция закончена, — сказала она, взводя курок, — и теперь я вполне могу пустить пулю тебе в голову!

Старуха посмотрела на нее с таким же интересом, как мясоед на салат.

Надо отдать Джинкс должное: она из тех, кто если что скажет, так и сделает. Она и в самом деле нажала на спуск. Послышался щелчок. Она снова взвела курок и нажала на спуск, но ничего не произошло. Она поднесла пистолет к лицу и стала рассматривать, пытаясь выяснить, что с ним неладно.

Задумчиво скребя подбородок, старуха пояснила: