У кромки моря узкий лепесток

Поначалу Элизабет занималась судьбой бойцов с передовой линии фронта, а затем, когда поражение стало неминуемым, сопровождала толпы беженцев на пути в изгнание. Элизабет перешла границу в медицинском голубом халате и белом переднике, чтобы никто ее не задержал. Она получила записку от Росер в числе сотен просьб о помощи и, возможно, не обратила бы на нее особенного внимания, если бы не имя Виктора Далмау. Она с нежностью вспоминала этого застенчивого мужчину, который играл на гитаре и хотел на ней жениться. Она часто думала о том, что с ним стало, и утешала себя мыслью, что, наверное, Виктор жив. На следующий день после того, как Элизабет получила записку от Росер, она отправилась в Аржелес-сюр-Мер, чтобы отыскать ее там. Она знала, в каких ужасающих условиях содержатся интернированные в лагерях, но все равно была потрясена, увидев эту юную девушку, растрепанную и грязную, бледную, с темными кругами под воспаленными от песка глазами, и такую худую, что казалось, ее огромный живот вырастал прямо из скелета. Однако, несмотря ни на что, Росер предстала перед Элизабет не сломленной, но сумевшей сохранить и свое всегдашнее достоинство, и твердую, ясную речь. Ничто в ее словах не выдавало тревогу или покорность перед обстоятельствами, словно она вполне контролировала ситуацию.

— Виктор говорил мне о вас, сеньорита, он сказал, вы можете помочь нам воссоединиться.

— А кто еще с тобой?

— На данный момент я одна, но сюда, во Францию, должны прибыть Виктор и его брат Гильем — отец моего ребенка, — и друг Виктора по имени Айтор, и, возможно, сеньора Далмау, мать Виктора и Гильема. Когда они прибудут, пожалуйста, передайте им, где я нахожусь. Надеюсь, они найдут меня до родов.

— Ты не можешь здесь оставаться, Росер. По мере сил я пытаюсь помогать беременным и кормящим женщинам. Едва ли твой ребенок выживет в лагере.

Элизабет объяснила Росер, что в открытом ею приюте для будущих мам мест на всех не хватает, и она уже присмотрела заброшенный особняк в Эльне, где мечтает организовать большой приют для беременных и кормящих матерей, оазис для женщин и грудных детей посреди этого океана скорби. Здание надо поднимать из руин, так что это займет не один месяц.

— Ты не можешь столько времени оставаться здесь, Росер, ты должна немедленно покинуть лагерь.

— Но как?

— Начальник знает, что я забираю тебя с собой. На самом деле единственное, чего они хотят, — это избавиться от беженцев, и они всячески способствуют тому, чтобы беженцы находили работу или тех, кто возьмет на себя заботу о вас. Каждый, кто находит работу или защиту, свободен. Так что никто не станет препятствовать твоему уходу.

— Но здесь полно женщин и детей, и беременные есть.

— Я сделаю все, что смогу. Я вернусь и приведу помощь.

Снаружи их ожидала машина с эмблемой Красного Креста. Элизабет понимала, что прежде всего Росер необходима горячая еда, и повела ее в первый же ресторан, который встретился им по дороге. Посетителей в этот час было немного, и они не скрывали отвращения, глядя на вонючую нищенку в сопровождении опрятной медсестры. Росер съела весь хлеб, который принесли на стол, еще до того, как подали тушеного цыпленка. Молодая швейцарка вела машину, словно ехала на велосипеде, лавируя между машинами, заезжая на тротуары и не удостаивая вниманием перекрестки и дорожные знаки, которые считала необязательными, так что до Перпиньяна они добрались быстро. Элизабет привела Росер в дом, где располагался приют для молодых матерей; там было еще восемь молодых женщин: одни — на последних сроках беременности; другие, совсем недавно родившие, с новорожденными младенцами на руках. Росер встретили здесь с присущей испанкам сдержанностью, женщины снабдили ее мылом, полотенцем и шампунем и отправили в душ, а сами пошли собирать необходимую для нее одежду. Через час Росер предстала перед Элизабет, чистая, с еще влажными волосами, в черной юбке, короткой шерстяной блузе, едва прикрывавшей живот, и в ботинках на каблуках. Вечером того же дня Элизабет отвезла ее к супружеской паре английских квакеров^[16], вместе с которыми работала на Мадридском фронте, добывая еду и одежду для детей, пытаясь защитить их от войны.

— Ты останешься с ними, сколько будет нужно, Росер, по крайней мере до родов. А дальше посмотрим. Это очень хорошие люди. Квакеры всегда там, где их помощь необходима. Они святые, единственные святые, которых я уважаю.

IV

1939

Приветствую и добродетель, и порок окраин бедных…

Пабло Неруда, «Окраины»,из книги «Желтое сердце»