У кромки моря узкий лепесток

Прошел почти год, прежде чем Офелия и Виктор встретились снова. За это время Матиас Эйсагирре приобрел в Асунсьоне^[25] на самой главной улице города внушительный дом, мало соответствующий его должности заместителя и зарплате госслужащего. Посол счел это вызовом и при каждом удобном случае отпускал саркастические замечания в адрес своего подчиненного. Матиас обставил дом присланной из Чили мебелью и предметами интерьера, а его мать специально приехала набрать штат прислуги, что было непросто, поскольку местное население говорило только на гуарани^[26]. Благодаря непрерывному потоку любовных писем, а также эффективным проповедям и увещеваниям будущей свекрови, доньи Лауры, упорствующая невеста наконец приняла предложение руки и сердца. В начале декабря, когда Офелии исполнился двадцать один год, Матиас приехал в Сантьяго на официальную помолвку, которая состоялась в саду дома дель Солар в присутствии ближайших родственников обеих семей, — всего около двухсот человек. Союз благословил Висенте Урбина, племянник доньи Лауры, харизматичный священник, интриган и весьма энергичный человек, которому гораздо больше пошел бы военный мундир, чем сутана. Поскольку ему еще не исполнилось сорока лет, Урбина имел довольно скромное влияние на высшие церковные чины и на своих прихожан из богатого квартала, лишь иногда исполняя роль советника, арбитра и судьи. Однако иметь такого человека в семье считалось привилегией.

Свадьба была назначена на сентябрь следующего года — брачный месяц для знатных семей. Старинное бриллиантовое кольцо Матиас надел Офелии на безымянный палец правой руки, чтобы возможные соперники знали — эта девушка уже кому-то предназначена, и наденет обручальное кольцо ей на левую руку в день бракосочетания, окончательно устанавливающего, что она навсегда отдана мужу. Ему хотелось подробно рассказать своей невесте о тех приготовлениях, которые он затеял в Парагвае, чтобы встретить ее как королеву, но она рассеянно перебила его:

— Зачем так торопиться, Матиас? Мало ли что может произойти до сентября.

Когда он встревоженно спросил, что она имеет в виду, Офелия упомянула о Второй мировой войне, которая может докатиться до Чили, или случится еще одно землетрясение, или какая-нибудь катастрофа произойдет в Парагвае.

— Будем надеяться на лучшее, — заключил Матиас.

Офелия наслаждалась этим периодом ожидания и приготовлений к свадьбе: она заворачивала приданое в шелковую бумагу и раскладывала по сундукам букетики лаванды, отослала в монастырь своей тете Терезе скатерти, простыни и полотенца, чтобы там на них вышили переплетенные монограммы — ее и Матиаса, встречалась с подругами в чайном салоне отеля «Грийон» и без конца примеряла свадебное платье и прочее приданое. У своих сестер Офелия обучалась основам управления домашним хозяйством, демонстрируя к этому явное расположение, что было удивительно, учитывая закрепившуюся за ней славу ленивой и безалаберной девицы. До свадьбы оставалось еще девять месяцев, но она уже прикидывала, как бы продлить этот период. Ее пугала перспектива нерасторжимого замужества и жизнь с Матиасом в другой стране, те она никого не знает, вдали от своей семьи, в окружении индейцев гуарани и детей, которых она родит, и где, в конце концов, станет покорной неудачницей с загубленной жизнью, как ее мать и сестры. Однако альтернатива была еще хуже — остаться незамужней значило зависеть от щедрости отца и брата Фелипе в отношении финансов и превратиться в парию в социальном плане. Возможность начать трудиться, чтобы самостоятельно зарабатывать на жизнь, была такой же химерой, как идея уехать в Париж и рисовать картины, живя в какой-нибудь мансарде на Монмартре. Она выдумала целую вереницу различных предлогов, чтобы отложить свадьбу, и не представляла себе, что Небеса пошлют ей единственно стоящий — Виктора Далмау. Когда она случайно встретилась с ним через два месяца после помолвки и за семь месяцев до свадьбы, к ней пришла любовь, какая бывает в романах, такая, какой она никогда не испытывала к Матиасу с его неизменной верностью.

Посреди жаркого и сухого лета в Сантьяго, когда те, кто может себе это позволить, массово выехали за город и рассредоточились по пляжам, Виктор и Офелия встретились на улице. От неожиданности оба застыли, словно воры, застигнутые врасплох, и прошла целая минута, прежде чем Офелия взяла инициативу в свои руки и еле слышно произнесла: «Привет!» — что Виктор расценил как знак доброго к нему расположения.