У кромки моря узкий лепесток

Неожиданно Виктор понял истинный смысл этих слов, ему показалось, он слышит звук разбивающегося стекла, и почувствовал в глубине своего существа пустоту, — не было там ни памяти о прошлом, ни осознания настоящего, ни надежды на будущее. Он тоже был словно весь в крови, как те раненые, которых ему не удалось спасти. Слишком много боли и слишком много мерзости в этой братской войне; уж лучше поражение, чем продолжать убивать и умирать.

Франция с ужасом взирала, как на границе собирается огромная толпа несчастных, которую едва удавалось удерживать с помощью вооруженных военных частей и наводивших на всех ужас колониальных отрядов, состоявших из выходцев из Сенегала и Алжира, гарцевавших на своих скакунах; они были в тюрбанах, с ружьями и длинными хлыстами. Массовый исход нежелательных лиц, как их официально именовали французы, мог переполнить страну. На третий день, следуя международному призыву, французское правительство позволило пропустить на территорию страны женщин, детей и стариков. За ними разрешили пересечь границу остальному гражданскому населению и только потом пропустили солдат, которые находились на последней степени усталости и истощения, однако, даже складывая оружие на землю, они продолжали петь свои патриотические песни, вскинув кверху сжатый кулак[14]. По обе стороны границы вдоль дороги образовались две горы из сложенных винтовок. Дальше, выстроив солдат в колонну, их вели в наспех устроенные лагеря для интернированных лиц.

— Allez! Allez-y![15] — подгоняли их конные охранники, сопровождая свои слова угрозами, оскорблениями и ударами хлыста.

Когда о раненых, вывезенных из Барселоны, казалось, уже все забыли, их вдруг стали переправлять через границу, тех, кто еще оставался в живых. Виктор и несколько врачей и санитаров помогали им дойти до пограничной заставы. Раненым пересечение границы далось гораздо легче, чем первым волнам беженцев, но приняты они были отнюдь не лучше. Зачастую их размещали в школах или оставляли на вокзалах и даже прямо на улице, поскольку в ближайших больницах их не могли ничем обеспечить, да их там никто и не ждал. Среди «нежелательных» они нуждались в лечении и уходе больше других. Но для такого количества пациентов в больницах не было ни мест, ни лекарств, ни медицинского персонала. Виктору разрешили присматривать за теми ранеными, кто числился на его ответственности, благодаря чему он сохранил за собой относительную свободу.