Читаем У кромки моря узкий лепесток полностью

У кромки моря узкий лепесток

Интерес Офелии к Виктору был взаимным. Он понял, что они люди с разных планет, что эта девушка особенная и совсем не похожа на женщин из его прошлого. Война изуродовала все, даже память. Может, когда-то и в Испании были девушки вроде Офелии, открытые, исполненные доверия к миру, с чистой, словно белый лист бумаги, жизнью, где они могли прописать свою судьбу каллиграфическим почерком без единой помарки, но ни одной такой он не помнил. Красота Офелии смущала Виктора, он привык видеть женщин, на которых наложила свой отпечаток либо бедность, либо война. Офелия показалась ему высокой, потому что вся состояла из удлиненных линий, от шеи до ног, но, когда она подошла к нему, обнаружилось, что девушка достает ему только до подбородка. Ее пышные волосы разных оттенков каштанового цвета были перехвачены черной бархатной лентой, губы чуть приоткрыты, словно во рту слишком много зубов, и накрашены ярко-красной помадой. Но более всего притягивали взгляд ее голубые, широко расставленные глаза под аккуратно вычерченной линией бровей и отрешенное выражение лица, как у человека, который смотрит на море. Для себя Виктор объяснил это тем, что в жилах Офелии течет кровь басков.

После ужина вся семья в полном составе, с детьми и прислугой, отправилась в кортеже на Рождественскую мессу в ближайшую церковь. Семью дель Солар удивило, что Далмау, предположительно атеисты, отправились вместе с ними, кроме того, Росер повторяла тексты на латыни, которой когда-то ее научили монахини. По дороге Фелипе взял Офелию под руку, немного отстал от остальных и строго произнес:

— Будешь строить глазки Далмау, скажу отцу, поняла? Посмотрим, как он отреагирует на то, что ты положила глаз на женатого мужчину без гроша в кармане.

Девушка сделала вид, что не понимает, о чем говорит брат, словно ей и в голову ничего подобного не приходило. Фелипе не стал делать такого же предупреждения Виктору, чтобы не унижать его, но решил предпринять все возможное, чтобы помешать испанцу видеться с сестрой. Их с Офелией взаимное притяжение было таким сильным, что, без сомнения, и остальные это заметили. Он оказался прав. Поздно вечером, когда Виктор зашел в комнату к Росер, где она спала вместе с Марселем, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Росер предостерегла его от попыток встать на скользкий путь.

— Эта девушка недосягаема. Выкинь ее из головы, Виктор. Ты никогда не будешь принадлежать к их кругу, тем более к их семье.

— И это самое меньшее. Есть куда большие несообразности, чем классовые различия.

— Разумеется. Ты беден, а значит, в глазах их закрытого клана крайне несимпатичен и подозрителен с точки зрения морали.

— Ты забываешь главное: у меня жена и ребенок.

— Мы можем развестись.

— В этой стране разводы недопустимы, Росер, и, как говорит Фелипе, это никогда не изменится.

— Ты хочешь сказать, мы связаны навсегда?! — воскликнула Росер в ужасе.

— Могла бы среагировать как-нибудь помягче. Пока мы живем здесь, мы по закону муж и жена. Вернемся в Испанию — разведемся, и все дела.

— Но это может произойти очень не скоро, Виктор. Так или иначе, мы обустроимся здесь. Я хочу, чтобы Марсель рос как чилиец.

— Пусть так, если ты этого хочешь, но наш родной дом всегда, к нашей чести, будет каталонским.

— Франко запретил говорить на каталонском, — напомнила Росер.

— Именно поэтому, женщина.