У кромки океана

А когда рядом была Рамона… В то утро на раскопанном перекрестке, где они отправляли общественные обязанности, Кевин понял, что значит для любящего сердца, когда его вторая половинка рядом. Рамона была здесь, стоило лишь оглянуться; он мог посмотреть на нее, когда захочет, – вот она, грациозная, сильная, даже не представляющая себе, до чего прекрасна. А когда она смотрела на него, он знал, что ее глаза говорят: «Я все помню. Я твоя!»

Бог мой! Это была любовь.

* * *

Для Дорис дни после той вечеринки были отмечены немыслимо затянувшимся тяжким похмельем. Она чувствовала себя тошнотно, плохо понимала, где находится и что вокруг происходит, была крайне раздражительна. Однажды вечером, когда Хэнк поднялся к ужину, она зло произнесла:

– Черт возьми, Хэнк, тебе всегда удается влить в меня раз в десять больше проклятой текилы, чем я могу выпить. Зачем ты так поступаешь?

– Ну… знаешь, – ответил Хэнк, моргая с застенчивостью идиота, – я всегда стараюсь жить по правилу древних греков, гласящему: «Умеренность во всем».

– Это у тебя такая умеренность? – воскликнула Дорис, чувствуя, как из глубины желудка поднимается тошнота.

Все сидящие за столом просто взвыли от восторга, услышав новую теорию Хэнка.

– Умеренность во всем! – смеялся Рафаэль. – Молодчина, Хэнк, это ты в самую точку! Надежда подала голос:

– Однажды я была на Родосе – там, где родилась эта фраза. Автор мысли – Клеобул, а высказал ее он в 650 году до нашей эры. В путеводителе, который я купила, был дан такой перевод: «Мера есть во всем хорошем».

– Тоже колечко, да не то же, – усмехнулся Андреа.

– Что за чушь ты болтаешь, Хэнк? – продолжала сердиться Дорис. – Неужели воздержанность во всем подразумевает уничтожение двадцати пяти бутылей ужасающей текилы?

– Ну, понимаешь, когда говорят – умеренность во всех вещах, то среди этих вещей непременно подразумевают и саму умеренность. Ты проникаешь в мою мысль? Чтобы было понятнее, скажу так: иногда надо немного доходить до сумасшествия.

* * *

Затем явился Том; после ужина он и Дорис приступили к разбору записей, которые Дорис утащила со своей работы.

Том покрутил головой:

– Тут почти все, похоже, зашифровано. Конечно, может быть, они воспользовались простым шифром. Но если это засекречено путем дополнительного кодирования, тогда черта с два мы чего добьемся. – Дорис сердито нахмурилась. – Это во-первых, – продолжал Том. – А во-вторых, даже если мы расколем код и все будет расшифровано, для меня эти записи так и останутся загадкой. Я не бухгалтер-аналитик. И до пенсии не был им.

– Я подумала, что, может быть, вы усмотрите какие-то следы, зацепки… – промолвила Дорис. Запал ее понемногу испарялся.

– Ну, допустим, смогу. Но, понимаешь, твой приятель Джон, похоже, не был допущен к секретам фирмы, тем более если она замешана в сомнительных делишках. Видно, у него не слишком высокая форма допуска.

– Дер-рьмо! – раздельно произнесла Дорис. – Кой черт дернул меня схватить именно эту папку!

– Ты меня спрашиваешь?

Надежда задумчиво взглянула на Тома:

– А не осталось у тебя друзей в Вашингтоне, кто смыслил бы в подобных делах?

Том довольно долго переваривал идею, затем открыл рот:

– Может быть, и остались. Надо позвонить. А вы пока рассортируйте кипу – в одну сторону то, что на человеческом языке, в другую шифровки. Если, конечно, поймете разницу.

– И все-таки у Джона очень высокая форма допуска, – сказала Дорис, принимаясь за бумаги.

Том лишь покачал головой и пошел к видеофону. Некоторое время он беседовал с миниатюрной седой негритянкой, сидевшей откинувшись на спинку кресла; затем на экране появился длинный мужчина с блестящей лысиной. Несколько разговоров Том провел с пустым экраном. Как всегда бывает, когда обновляются старые, давно забытые знакомства, дело не обошлось без курьезов:

– Привет, Нильфония, это я, Том Барнард.

– Привет, с какого ты света? Я была уверена, что ты умер.

В общем, очень мило. Под конец Том долго разговаривал с сильно законспирированной женщиной – экран был темен. Несколько раз беседа прерывалась смехом.

– Да ведь это займет несколько часов, – говорил Том. – У нас тут тысячи страниц!

– Это твоя проблема, – был ответ. – Действуйте. Если хотите облегчить нам работу, шлите все страницы подряд. Присобачьте их как-нибудь перед экраном, а я со своего конца сфотографирую. Сейчас схожу перекусить, а вы пока подготовьтесь.

– Думаешь, стоит так напрягаться?

– Почем я знаю? Судя по твоему рассказу, можно выкопать нечто любопытное. Такая прорва данных просто обязана раскрыть финансовое лицо компании. Если даже ребята и подзапрятали кое-какие концы, это будет ясно из того, какие дела они оставили снаружи. Мы дадим вам знать.

– А как же… Там ведь все зашифровано?

Секретный экран рассмеялся звонким голосом.

– Ну спасибо тебе большущее, Эм. – Том обернулся к Дорис и Надежде: – Так, девочки, помещаем каждый лист перед экраном, но в строгом порядке. Так будет легче их анализировать.