У кромки океана

Хьянг исполнял обязанности мэра Эль-Торо и являлся главной фигурой в городском планировании. Он с увлечением рассказывал о своих делах и замыслах. Под началом Хьянга несколько тысяч человек, живущих в роще сикоморов, подобно белкам на ветках, изо всех сил трудились над технологией создания жизнеспособного генного комплекса.

Надежда рассмеялась:

– Опять Диснейленд, правда? Беличий домик для шведской семьи из десятка любовников.

– Совершенно верно, – непринужденным тоном отозвался Хьянг. – Я рос в Малом Сайгоне, что над Садовой рощей, и поездки в Диснейленд запомнил как лучшие дни детских лет. Это было поистине волшебное царство. И хижины на деревьях мне сызмальства нравились. – Он запел простенький мотив, который без конца повторялся в дереве-баньяне Диснейленда (сотворено дерево было из бетона и пластика, но маленького Хьянга это вовсе не смущало). Том подхватил мелодию. – Я мечтал спрятаться где-нибудь, когда парк будет закрываться, и провести целую ночь в хижине на этом чудесном дереве.

– Я тоже! – воскликнул Том, прослезившись.

– А вот теперь я сплю в такой хижине все ночи. Ни я, ни мои соседи – никто не жалуется, – с улыбкой заключил Хьянг.

Надежда поинтересовалась, как у них все начиналось, и Хьянг рассказал эволюцию любителей деревьев. Апельсиновые плантации, база морской авиации, опытный ботанический участок правительственного подчинения, станция генной инженерии – все эти заведения решились на подвиг: объединиться в Эль-Торо. Часть апельсиновых садов уже существовала. Группа, руководимая Хьянгом, убедила городские власти позволить строиться на деревьях, и воздушные хижины быстро стали геральдикой города.

– Растительное существование или, если быть более серьезным, обитание на деревьях – наша философия, образ бытия, – говорил Хьянг. – Теперь по всей стране расплодились наши последователи, есть даже Всемирная ассоциация древесных городов.

– Ну уж если вы сумели сделать такое, – сказала Надежда, – то наверняка сумеете помочь спасти один малюсенький холм в Эль-Модене.

Надежда и Том стали объяснять Хьянгу ситуацию, тот закивал головой:

– Да, чертовски с вами согласен, просто чертовски. Это дело не юридической возни, здесь необходимо – да и достаточно – завоевать мнение горожан.

– Я знаю, – отвечал Том. – Тут-то как раз и сидит закавыка. Предложение о застройке холма внес сам мэр, а он пользуется популярностью. И почти наверняка сможет набрать большинство голосов в свою пользу.

Хьянг хмыкнул:

– Тогда вам не повезло. Но главная закавыка, вернее, главная действующая пружина, таится совсем не там, где вы думаете. Не в Совете она спрятана и не в суде, она – они, ваши действующие или противодействующие силы, сидят по своим домам. – Хьянг снова растянул губы в улыбке. – Хорошая штука демократия, когда ты в большинстве, точно?

– Ладно, ладно… Есть ведь законы, защищающие права меньшинств. Должны быть. Охрана меньшинств, земли, животного мира…

– Есть, конечно. Да только можно ли их применить к вашему случаю?

Том в задумчивой неуверенности со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Вам надо начать широкую общественную кампанию. Сделать обсуждение публичным настолько, насколько возможно. Мне кажется, это сработает лучше всего…

– Хм-м.

И опять рот Хьянга расплылся в тонкой восточной ухмылке:

– …Если только не окажет обратного эффекта.

Зазвонил телефон; Хьянг спустился по трехпролетной лестнице, покинув комнату с множеством окон, которую поддерживала, сгибаясь и пружиня под ее весом, огромная ветвь. Гости, оставшись одни, глазели по сторонам; чувствовалось, как легкий ветерок колышет жилище. Ощущение, что ты на высоте, не покидало ни на секунду; солнечные лучи рассеивались зеленой листвой. В какое окно ни глянь, огромные деревья заслоняют ближний вид, а там, дальше – местами рощи, местами открытое пространство: хочешь, разбей сад; хочешь, проложи тропинку… Прямо-таки услада для рецепторов, зрительных и слуховых.

– Здешнее место привлекает своим младенческим, даже зачаточным обликом, – заметила Надежда. – Простота, безыскусственность рельефа, структурная прозрачность, какое-то непонятное очарование…

– Это в тебе говорят гены, – откликнулся Том. – Миллионы лет деревья служили нам домом, убежищем в саванне, полной опасностей. Так что, дорогая, твоя нежданная любовь к древесному образу жизни, можно сказать, изначально запаяна в мозг; со временем сверху наросли новые нервные ткани, а древолюбие осталось под ними, как глубокая внутренняя структура, и мы никогда не утеряем ее, не забудем, какими бы радужно-яркими зайчиками ни пускали в нас, пытаясь ослепить блеском стекла и металла. Может быть, нам стоит переехать жить сюда…

– Может быть.

В комнату поспешно вернулся Хьянг. Вид у него был озабоченный.

– Пожар на холмах к востоку отсюда. Огонь быстро движется. Похоже, в ваших местах.

И правда, они разглядели белый дым над холмами, влекомый сюда ветром. Том поднялся на ноги:

– Нам надо идти.