У Кубань-реки

– А патроны у вас остались? – спросил старшина.

– Три полных ленты, – отвечаю, – и закопаны там же вместе с пулеметом.

– Ты сможешь показать нам то место? И учти, туда мы сможем пройти только ночью.

– Найду, – говорю, – хоть с завязанными глазами.

Принесли они меня с Отмытого острова на самодельных носилках. На них же думали и дальше тащить. Но к вечеру я уже и сам мог ходить. Старшина тогда и говорит: «Раз у нас теперь все ходячие, то мы и пулемет прихватим с собою. С пулеметом мы – сила! Если что, можем и с боем прорваться к своим».

Яма оказалась раскопанной и пулемета в ней не было. Мои новые друзья решили, что Иван не выдержал пыток, выдал немцам пулемет. Но я уже не сомневался в том, что все это Иванова работа. Ребятам пока не говорил, чтобы не расстраивать их зря. Вспомнил я, как он предлагал мне сдаться немцам с пулеметом. Тогда я не придал его словам значения, думал, что с перепугу парень говорит и сам не знает, что. Вспомнил и то, как он не раз спрашивал меня, дорого ли стоит золотая коронка и что на нее можно купить.

Но все же не зря мы тогда сходили на Отмытый. В пустой яме я нашел одну коробку с пулеметной лентой. Так что на первый случай патроны у нас были.

Отпросился я тогда у старшины сходить домой повидаться со своими и заодно разведать, как там и что. Пошли мы вдвоем с одним пареньком-украинцем. Жена, конечно, не обрадовалась, а напугалась той моей краткосрочной побывке. Детей сонных поцеловал, будить не стали: они могли по своей детской наивности рассказать всем, что папка, мол, ночью приходил. И тогда, случись какая заварушка, их первых бы взяли заложниками.

Жена сказала нам, что немцев в хуторе всего-навсего две подводы по три человека на каждой, да и те не военные, а бывшие немецкие колонисты-помещики, бежавшие в Германию после революции. Теперь они едут в свои имения господствовать. С вечера, как приехали, сразу пошли по хутору вербовать себе добровольцев-батраков. Райскую жизнь сулили. Да только никто не позарился на ихние посулы.

Рассказали мы про все это старшине. Он башковитый был парень. По-немецки мог калякать. И вот он решил устроить засаду на этих колонистов. Прикончили мы их подальше от хутора, в Кутине. Помнишь, где мы лошадей поили? Вот в овраге мы их и закопали. А сами потом в ихней одежде, с ихними документами и на ихних подводах без особых приключений догнали своих уже в Черкесии.

Дорога по просеке вышла на опушку леса, и вблизи показался хутор. Почуяв скорый отдых, лошади сами побежали размашистой рысью.

– Дедушка, я так и не понял: вас тогда в лесу немцы хотели убить или Иван? – спросил Мишка, передавая вожжи Тихоновичу.

– Конечно Иван.

– А за что?

– Вот об этом-то и я хотел бы его спросить. Хотел я с ним рассчитаться в ту ночь, когда заходил в хутор. Зашли мы на ихнее Шатохинское подворье. Я остался во дворе, а Сашку-украинца послал а хату. Не хотел, чтобы меня Шатошиха узнала. Сашка обыскал всю хату, подвал, сараи, но ни Ивана, ни пулемета не нашел.

– А может быть, его и вправду тогда немцы убили в лесу?

– В том-то и дело, что не убили. При немцах он тут полицаем был. Скольких людей своих попредал! А как мы стали наступать, ушел с немцами. Вот такие-то дела, внучек, творились здесь во время войны.

Солнце уже низко висело над горизонтом. Навстречу стороною прошла Мишкина бабушка с какою-то старухой. Мишка догадался, что бабушка пошла встречать корову из стада. Он даже не окликнул ее. Ему хотелось скорее попасть на чердак, где – он твердо был убежден в этом – обязательно найдет какое-нибудь оружие. Или узнает какие-то подробности о судьбе дедушки. Может быть, сохранились его письма с войны, или фотографии, или документы. Ведь прежде, чем пропасть без вести, он два года воевал и за это время, может быть, успел совершить немало подвигов. И тогда бы Мишка принес его фотографию в школу и ее поместили бы в том отделе, где написано: «Они погибли за Родину». В тайне Мишка надеялся, что дедушка его был не простым солдатом, а может быть даже старшиной – такое звание Мишка считал нисколько не меньше майорского. Он даже представил примерную подпись под фотографией дедушки: «Старшина Звездинов, командир кавалерийского полка – гроза фашистов».

Автобус, на котором можно было доехать до Прикубанской, отходил рано утром. И потому все дела нужно было успеть сделать вечером.