У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем

Дальше я с огромным интересом наблюдала за Марийкой, которая сперва закрутила Глашины волосы на макушке, сказав, чтобы не мешались. Затем, завязав обычную швейную нитку в кольцо, надела его на пальцы и начала ловко водить ею по лицу будущей красавицы, резко скручивая нитки. Сначала Глаша терпела молча, потом охала, ахала, а когда Марийка начала выщипывать таким нехитрым способом совсем неподобающие женщине усики, — голосила. А уж когда отчаянная девчонка решила удалить слишком низко растущие на лбу у гиены волосы, к нам без стука ворвались мои охранники — уж больно громко вопила «главная Князева невеста».

Зато результат Марийкиных стараний превзошел все ожидания!

После того как я настойкой календулы убрала с Глашиного лица красноту, мы с Марийкой победно улыбались, глядя на присевшую поближе к окну виновницу переполоха, недоверчиво, восторженно разглядывавшую себя в зеркальце. Конечно, совсем Глаша не изменилась, не в сказке же про Царевну-лягушку, но хоть более приятной на вид стала и не походит на безумного кролика. Высокий чистый лоб, ровные дуги светло-русых бровей, яркий румянец на щеках. Даже скалится теперь мило, несмотря на невосполнимый клык. А красноватые, глубоко посаженные глазки стали более выразительными и блестящими, как угольки. Если особо не присматриваться, то уже никакой жути.

— Красота-а-а! — выдохнула Глаша.

Мы с Марийкой, весьма довольные своей работой, рассмеялись.

* * *

Обновленная, приодевшаяся Глафирия, плавно ступавшая по широкой лестнице и гордо державшая голову, поразила всех наших спутников, когда мы спустились на ужин в трапезную. Даже вернувшийся от князя еще более мрачный, чем обычно, Маран засмотрелся и скупо улыбнулся, одобрительно кивнув.

— Ну кудесницы, девки! — усмехнулся старый Вит, игриво пошевелив кустистыми седыми бровями.

— Рядом с такой красоткой на нашу знахарку никто и не глянет, — невольно проговорился охранник из нашего клана.

Поправляя плат на щеках, я старательно улыбалась, хоть и опять взгрустнула: все мои соклановцы, усевшиеся за длинными столами, заметно расслабились и повеселели — решили, что я помогаю им украсить Глашу ради возвращения в клан, а не ради нее самой. А вот возничий-шакал и еще двое сопровождавших швартовскую невесту и поклажу гиен, усевшихся отдельно, по-отечески тепло улыбались, разглядывая лучащуюся счастьем Глашу. Ведь она впервые, как мне думается, оказалась в центре внимания в таком выгодном свете и поэтому радовалась похвале и искренним, добрым улыбкам.

Марийка и Глаша сели подле своих соплеменников, хотя у последней на лбу было написано, что ей хочется побыть в нашей большой компании, чтобы наслаждаться одобрением и улыбками.

На столы накрывали три бойкие хорошенькие лисицы в опрятных серых холщовых передниках — все на одно лицо и ярко-рыжие. Они споро расставляли плошки, кувшины, ложки, миски перед гостями, всем приветливо улыбались, перекидывались словом с гостями и завсегдатаями, образцово виляли бедрами. Даже наши женатые волки с удовольствием наблюдали за прислужницами. Когда мужской взгляд не отдохнет на женских округлостях? Только если оборотень душником станет!

Пусть их, смотрят-любуются, коли есть на что и душа радуется. Меня же больше заинтересовала необычная посуда — светлая, почти белая, тяжелая, расписная, что вышитый рушник. И ложки по-другому, нежели у нас, точены: черпачок вытянутый, как яйцо, а черенок длинный, плоский, с резными завитушками на конце.

— Ну, как там было? — осторожно спросил Вит у Марана, явно интересуясь передачей дани.

— Ата Роман расстарался, кошак блудливый, — злобно прорычал наш обозничий, нехорошо оскалившись. — Нахваливал и золотишко наше, и Волчий клык, и… привезенную на смотрины девицу.

За обоими столами воцарилась гнетущая тишина. Теперь все тревожно, задумчиво, с надеждой посматривали на меня, словно гадая, на чьей я стороне: клана или княжеской — считай вражеской. Поджав губы, отвернулась и уставилась на стену, отгораживаясь от этих благодетелей липовых. Я — свободная кошка! И тоже хочу счастья, хочу жить полной жизнью, своей, а не вечно прислуживать брату.

Наконец тягостное молчание нарушил Вит, причем понизив голос до шепота, заставив всех нас разом потянуться к середине стола, хоть слух у оборотней отменный.

— Пока вы, ата Маран, с поверенным дань передавали, я с возничими потрепался на задворках дворца. Слышал, большая часть кланов уже откупилась от князя и девиц своих привезла. Мы самые дальние, а оттого и припозднились.

— Разве это тайна, чтобы ты, как крот, тут шуршал? — раздраженно проворчал Маран, задергав мохнатыми ушами — верный знак, что у главы нашего обоза терпение кончается.

Старый песец лишь ухмыльнулся, лукаво, всезнающе блеснув глазами, вновь подался к нам ближе и, прижав уши к голове, Продолжил:

— Твоя правда — не тайна, а вот то, что молоденькая рысь из одного западного клана принародно отказалась от брака с князем, — это пытаются скрыть! А то вдруг и остальные побегут…